Хрустальный мальчик

Расступились последние старые деревья, и выбрались они к прекрасному старинному Дереву, на котором держался весь лес. Дерево горделиво распрямилось и распустило ветви, и листья его стали крупнее и ярче. На каждом, даже на самом незначительном и мелком, сучке виднелся целый ряд из сияющих круглых жёлтых огней, и на поляне, окаймлявшей дерево, было светло, словно днём. Анна испуганно прикрыла глаза. Не сразу поняла она, что не ветер шелестит в кронах, а звучит слабая, приглушённая, мягкая музыка, похожая на колыбельную, которую она слышала когда-то давно в детстве и совсем уже позабыла (а, может, слышала даже не она, а её предки, а ей передалась лишь память об этих звуках как о самом прекрасном, что вообще может уловить человеческое ухо). Оглянувшись, Анна заметила госпожу Песню: она сидела у корней дерева, поднеся ко рту указательный палец-свирель, и ловко выдувала мелодию, переставляя когтистые пальцы левой руки по круглым отверстиям. Рядом примостилась целая стайка духов с огромными плоскими лапами и большими восхищёнными глазами, они хлопали в ладоши и скандировали глухими голосами: «Ещё! Ещё!»

Чуть в стороне от них раскинулся высокий шатёр, весь сплетённый из мха, паутины и молодых листьев. Верхушка шатра была унизана круглыми жёлтыми огоньками, как шампур – зефирами, и на входе танцевали, высоко вскидывая ноги, три прекрасные зеленокожие девушки в коротких белых платьях, босоногие и счастливые. Рядом с ними подвизался низкорослый дух с длинной рыжей бородой и козлиными ножками, он щипал струны лютни и отбивал ритм ногами, а под кустарником расположились целых четыре других духа, ладные парни в белых сияющих рубахах, при скрипках и одном маленьком барабанчике. Такой увлекательной, звонкой и живой была их мелодия, что ноги Анны сами собой пустились в пляс, а тело рвануло к группке. Землерой крепче прижал к себе её локоть, она споткнулась и едва было не упала.

– Почему?.. – прошептала она.

– Не ходи, – мягко, но настойчиво сказал Землерой, – нельзя тебе к ним, даже со мной нельзя.

– Что в этом плохого? Они злые?

– Здесь никто зло открыто чинить не станет, а вот ненароком искалечить и даже убить ещё как могут, – грустно просветил её Землерой. – Стоит тебе встать с ними в пару, как закружат тебя в танце, самое себя забудешь и с ума можешь сойти, как мать моя. А если и с ума не сойдёшь, то до рассвета с ними пропляшешь, а потом, как выберешься из лесу, дома родного не узнаешь.

– Почему? – подняв голову, снова спросила Анна.

– Странно здесь время может течь, – уклончиво сказал Землерой. – Вроде бы мы одну только ночь веселимся, что по своим меркам, что по людским, но эта компания иначе живёт, по иным законам. Одна ночь с нею – это как десятки лет в твоём мире. Выберешься ты из лесу юной девушкой, но с каждым новым шагом к дому стареть будешь неотвратимо, пока не обратишься в дряхлую развалину или вовсе прахом не рассыплешься.

Анна передёрнула плечами: потусторонний мороз пробежался у неё по коже, и она тотчас ткнулась лицом в плечо Землероя, чтобы не подвергать себя новым искушениям. Вскоре они прошли мимо, и чарующие звуки коварной песни умерли вдали. У корней великого дерева её совсем не было слышно. Анна приметила знакомых духов: трёх красавиц-хозяек реки, что расчёсывали друг другу мокрые волосы и весело переговаривались, и тощую, сухую, как палка, госпожу Дароносицу. Госпожа Дароносица остановила на ней свой тяжёлый взгляд, и сердце Анны тут же спряталось в пятки.

Дароносица медленно, со странным торжеством, подняла руку и помахала, а затем впилась в Анну ещё более внимательным взглядом и кивнула.

– Она тебя приветствует, – в тихом голосе Землероя слышалась гордость, – не так-то всё и страшно, а как я тебя госпоже Древоборице представлю, то и вовсе легко станет…

Анна не разделяла его восторгов. Они сели у корней, прямо напротив широкого сплетения ветвей, где, как Землерой сказал, обычно появлялась госпожа дерева. Сейчас там никого не было, но в густой кроне то и дело вспыхивали предупреждающим светом разнообразные фонарики, и даже слышался напряжённый бой барабанов и серебряный звон лёгких струн, что предвещал скорое явление владычицы.

Когда бой стал невыносимо угнетающим, а струны завизжали, вдруг сгустился туман – такой плотный, что Анна перестала видеть собственные ноги. Землерой пропал, и сердце её испуганно застучало, хоть и чувствовала она, что Землерой рядом и по-прежнему сжимает ей руку – нет, сжимает даже крепче, чем раньше. Она неловко повела шеей, набираясь храбрости, надулась, зажмурилась…