- А вы не понимаете, что это публичная демонстрация интереса к свояченице?
- Я люблю Монику! Я не оставлю ее в объятиях другого! Кровью и огнем, если нужно, я вытащу ее! Ваши советы бесполезны, сеньор губернатор.
- Уже вижу. Прекрасно понимаю волнение вашей матери. Не отрицаю вашей породы, Ренато.
- О чем вы?
- Однажды ваш отец тоже восторгался одной женщины, почти как вы сейчас, такой же восхитительной, как эта Моника де Мольнар, с которой не имел удовольствия познакомиться. Джина Бертолоци была прекрасна итальянской красотой. Простите, если ее имя напоминает вам то, о чем вы предпочитаете забыть. Человек, с которым вы хотите покончить кровью и огнем…
- Я не забыл печальную главу жизни моего отца, – дал понять Ренато с гневом и презрением. – Но меня не волнует, как и его тогда не волновало.
- Это разные вещи, Ренато, – возразил губернатор с сурово. – Мужчина, которого ваш отец покрыл позором, не вашей крови.
- Я никого не позорю. Моника никогда не была настоящей женой Хуана. Так называемый брак является лишь комедией и очень скоро аннулирование брака будет в моих руках. Я лишь жду этого срока, чтобы жениться на ней. Поэтому прошу вашей поддержки. Не поддержки, а справедливости, строгой и простой справедливости. Пусть возьмут этого мятежника, арестуют, пусть заставят освободить женщину, которую он бесправно держит похищенной.
- Я так понимаю, сеньора де Мольнар несколько раз заявляла публично в пользу Хуана Дьявола.
- Вы издеваетесь надо мной?
- Нет, Ренато, я бы не посмел. Лишь пытаюсь призвать вас к разуму.
- Моим единственным разумом зовется Моника де Мольнар, а раз я так говорю, значит, у меня есть на то все моральные права!
- При наличии законных прав. Когда у вас будет аннулирование брака, которое вы так ждете, тогда просите моей поддержки и солдат.
- Я не стану ждать! Начну действовать своими средствами!
Вскоре послышались отдаленные взрывы, как из огромной пушки, и оба подбежали к балкону, распахивая настежь окна. Они нетерпеливо посмотрели повсюду. Все спокойно на Мысе Дьявола. К северо-западу красноватый туман покрыл небо и клуб удушающей жары прошелся по лицам, и губернатор проговорил:
- Ничего не случилось. Просто выбросы Мон Пеле, а значит, не имеют ни малейшей важности. Возможно, попортятся ближайшие засеянные поля рядом с вулканом, если пройдет пепельный дождь.
- Вы так уверены.
- Я придерживаюсь мнения доктора Ландеса, человека с мировым именем, который успокоил меня по этому поводу. Впрочем, признаюсь, я испугался. Решил, эти нахалы дадут вам повод, сваляв дурака с захваченной бочкой пороха.
- И тем не менее, вы будете ждать?
- Конечно. И вам советую. Я поеду в Фор-де-Франс на пару недель. Там у меня хороший дом для отдыха, где все дела покажутся незначительными и далекими. Хотите поехать со мной?
- Премного благодарен, но с вашей помощью или без, я сделаю, что должен.
- Вы поступите очень дурно. Нет на земле женщины, которая стоит этого…
- За исключением той, которая скоро станет моей женой! – отрезал Ренато сухо и раздражительно. – И я больше не помешаю вам. Желаю счастливых недель отдыха, хотя, когда вы вернетесь, Сен-Пьер сгорит от края до края. С вашего разрешения.
Губернатор выглянул с балкона на черную далекую точку Мыса Дьявола. Господским жестом зажег сигарету. Внезапно он снова услышал глухой, долгий и отдаленный взрыв. Пугающий шум, казалось, шел теперь из-под земли, содрогая город. Другой клуб сажи разорвался в воздухе. Испуганная стая птиц летела через море, а мелкий дождь мягко попадал, как снежинки, на крыши и улицы. Губернатор Мартиники протянул ладонь, ощутив странный дождь, сухой и нежный, который осыпался на пальцах, и пренебрежительно проговорил:
- Пепел… Испортит сады… Настоящее несчастье. Но так или иначе, пройдут майские дожди…
Он неотрывно смотрел на город, такой же, как он, счастливый и доверчивый.
- Хуан, ты поднялся?
- Ненадолго, и по-моему, уже пора. Ты позаботилась о моей ране, Моника.
Увидев, как Хуан пытается пройти перекресток, и рука протягивается, ища опору в скалах, удивленная Моника подошла к нему, и теперь медленно шагала рядом с ним. Лицо, менее загорелое, побледневшее, имело печать сурового благородства. Левая рука еще покоилась на шелковой повязке, из-под белой рубашки выглядывали бинты.
- Какое безрассудство! Я думала, ты побудешь немного на солнце, а потом…
- Мое присутствие нужно внизу, Моника. Бедные люди страдают. Мне сказали о твоем посещении, продуктах.
- Мне казалось несправедливым придерживать продукты, печение и хлеб, когда у нас раненые.
- В один день они съедают столько, сколько тебе бы хватило на неделю.
- И что с этого? Я могу есть рыбу, как другие.
- Знаю, твоя щедрость безрассудна. Еще знаю, ты лечила раненых. Умиравший брат Мартина теперь без лихорадки.
- У него только заражение раны. Его завязали в грязные тряпки. Не лишним было научить женщин деревни полезности горячей воды и обеззараживания бинтов.
- Ты много сделала и все тебя благословляют.