- Когда наконец ей дали выйти, ужасно обгоревшей и почти задохнувшейся от дыма, ее поволокли к большой каменной ограде, затем кинули в ущелье. Там ее оставили, как животное, и пригрозили ружьем, если попытается снова прийти. Там же ее нашли мертвой, кто ехал на повозке тем утром. Поэтому все восстали против Баутисты, сожгли дом.
- Об этом знает моя мать? – вскочил Ренато, совершенно бледный.
- Да, сеньор, знает. Сам Баутиста ей сказал, только не так ясно. Сказал, что по вашему приказу.
- Моему приказу? Как я мог приказать подобную вещь?
- Это я и осмелилась сказать. Что вы не могли приказать. Но сеньора и он не позволили мне говорить. Теперь он заплатил свой долг.
- А ты кажешься довольной, что он поплатился, – упрекнул Ренато неторопливо и спокойно. – Тем не менее, Баутиста твой родственник.
- Он мне не родня. А Кума была моей подругой.
- Кума… Это правда…
Ренато замолчал, вспомнил и посмотрел на странную девушку, преобразившуюся под его взглядом. Ее глаза горели, подрагивала смуглая плоть.
- Ты купила у Кумы любовный напиток. Думаешь, эта бурда действует?
- Кума имела силу, сеньор, и хорошо это доказала: три человека, которые скверно с ней обошлись, уже умерли.
- Но не из-за силы этой несчастной, Янина.
- А почему нет, сеньор? Кума никогда не проклинает без причины и просто так. Сила любви и сила смерти имеют…
- Сила любви… – прошептал Ренато. Мысль пронеслась в его разуме, как вспышка, но он сразу же отверг ее: – Хватит глупостей. Принеси мне бутылку коньяка и проследи, чтобы никто не мешал. Только...
- Да, сеньор. Я помню указание. Только тот, кто принесет бумаги из Епархии, которых вы ждете.
Ренато опрокинул еще рюмку и замер, опустив голову и прикрыв глаза. Он пил, чтобы забыться, но не мог потушить горящую искру в сознании, ослабить тревогу напряженного, бесконечного ожидания. Он допил бутылку и отбросил ее в сторону. Встал, пошатываясь, и услышал глухие взрывы грома.
- О! Что это? – и крикнул: – Янина! Янина!
- Вот коньяк, сеньор, – быстро явилась Янина.
- Что это за шум? Эти взрывы?
- Это длится уже несколько дней, сеньор. Не помните? Говорят, это вулкан. Небо покраснело и опять сыпется пепел, как прошлым вечером. Крыши и деревья уже побелели. Похоже на снег.
Ренато провел пальцами по подоконнику распахнутого окна, собирая тончайший густой и горячий пепел, и проговорил пренебрежительно:
- Снег? Ба! Горячий снег. Он почти горит и трудно дышать. Поставь сюда бутылку и не возвращайся, пока не передашь бумаги. Ух! Какая же проклятая адская жара!
Он глотнул, еще и еще. Действительно, трудно дышать. Огненные испарения проникали в открытое окно. Янина очень медленно уходила, затем повернулась и с болью посмотрела на него. Ренато снова упал в кресло. В сознании смешались образы. Библиотека заселилась несуществующими тенями. Одна отделилась от остальных. У нее были черные глаза и страстные губы. Она с улыбкой предлагала ему бокал шампанского, а внутри него прозвучали пророческие слова Айме:
«Ты будешь плакать. Плакать по ней, а я посмеюсь над твоими слезами. Буду смеяться, как ты опускаешься все ниже и ниже, пока не достигнешь самого ада, где я буду тебя ждать…»
- Это неправда. Неправда! – кричал Ренато, словно очнувшись. – Тебя нет здесь! Не существуешь! Ты призрак, всего лишь призрак!
- Сеньор Ренато… Сеньор! – испуганно ворвалась Янина в библиотеку.
Ренато очнулся. Перед ним Янина держала лампу, рассеявшую тьму и призраков. За ней, одетый в белое платье слуга держал в руках широкий запечатанный конверт.
- Подойди. Можешь сказать, что вручил прямо в руки, – известила Янина слугу, вырывая конверт. И передала его Ренато. – Он пытался войти лично.
Ренато оторвал сургучную печать с епископским знаком Сен-Пьера и жадно прочел мелькавшие слова перед глазами, налитыми алкоголем, пока Янина подталкивала в спину любопытного слугу:
- Можешь идти. Я принесу тебе подписанный конверт.
- Свободна! Свободна! Дали разрешение! Одобрено! Свободна! Моника не принадлежит Хуану Дьяволу!
Вне себя, держа дрожащими руками желанные бумаги, не веря глазам, жадно глядя на плоды борьбы, Ренато Д'Отремон, как одержимый, повторял слово, значившее в эти минуты для него все:
- Свободна! Свободна!
Из-за дверей, пронзая огромными черными глазами белого человека, Янина смаковала болезненное отчаяние, с которым жила рядом с объектом невозможной любви. Охваченный безмерным чувством, мрачный разум Ренато резко прояснился; пары алкоголя, пытки угрызений совести, черный мир теней, где покоились его мысли – все просочилось через серебряное решето, зазвенело по-новому, как хрустальный колокол, и весело он проговорил:
- Янина, разве это не чудесно? Такое ждут долгие годы!
- Да, сеньор. Такое случается редко, – медленно и грустно проговорила Янина. – Но так как Его Превосходительство – родственник сеньоры, следовательно, и ваш. И кроме того, у него хорошие связи в Ватикане.
- Да, это учли. Но в любом случае…
- Сеньор верил, что получит эти бумаги сегодня?