- Будешь делать то, что я посчитаю нужным. Понимаешь? Воспользуемся лодкой, достаточно крепкой, чтобы с вероятным успехом совершить путешествие. Воспользуемся спокойствием, темнотой ночи; пройдем в город незамеченными. Мы будем в южной бухте, рядом с твоим старым домом. У нас получится, будь удача на нашей стороне. Еще в лодке будет мальчик. Я оставлю Колибри с тобой. И вернусь раньше рассвета. Остальное не имеет значения, потому что ты будешь в безопасности.
- Что не имеет значения?
- Я почувствую себя спокойным после всего.
- Я так тебе мешаю, Хуан?
- Мешаешь? Разве я не благодарен, что ты осталась со мной? Разве…? О, нет, нет!
- Продолжай, Хуан. Прошу, говори, что думаешь. Кем ты меня считаешь, Хуан?
- Я груб на похвалы.
- Эти люди не заслуживают, чтобы я согласилась на твой план. Нет, Хуан, я не согласна. Мы все решимся. Ты говоришь, путь в море открыт, значит, мы последуем навстречу судьбе. У этих людей есть древесина, инструменты, маленькие лодки. Ты знаешь, как все это отремонтировать, починить, собрать все необходимое. Они говорили о сооружении какого-то плота…
- Который разобьется о камни.
- Теперь нет. Ты сам только что сказал.
- Только на одной лодке можно остаться незамеченным. Когда их несколько, это другое дело. В любом случае, мы постараемся, когда ты уже пройдешь этот ров.
- Тогда это будет невозможно. Ты должен объединить всех.
- Так не получится. Остальные поедут дальше. Ты можешь высадиться в любом месте.
- Разве «Люцифер» не рядом с южной бухтой? Там ты бросал якорь. Он не поможет нам сбежать?
- Да, возможно. Это тяжело для него. Хотя ведь мы… Всего лишь маленькая кучка больных и нищих.
- «Люцифер» – морской корабль, сильный, его трюмы просторные. Полагаю, они пусты.
- Действительно. Туда все могут спрятаться. Понятно, он конфискован, но вряд ли занят охраной. Достаточно увезти его подальше от пристани и бросить якорь с другого конца Мыса Дьявола. Им не придет в голову искать нас там.
- Правда, не так ли?
- Твоя идея великолепна, Моника, но гораздо опаснее моей.
- Какое имеет значение опасность? Ты говорил, что готов на все, чтобы спасти всех. Ты хотел просить губернатора взять на себя ответственность за происходящее. Они очень важны для тебя, раз ты готов к подобному.
- Да, Моника, очень. Но есть кое-что в тысячу раз важнее для меня.
Он снова странно посмотрел на нее, а та взволнованно ждала; вдруг он спросил:
- Моника, думаешь, Ренато оставил тебя? Думаешь, когда начал свой труд мести, то это против тебя?
- Может быть. Прежде чем уйти, он говорил со мной угрожающе, – нерешительно вспомнила Моника. – Но вряд ли, Хуан. Наоборот. Я убеждена, если он мог избежать этого, то избежал бы…
- Ради любви к тебе? Как ты думаешь, чего больше в его сердце: любви к тебе или ненависти ко мне?
- В нем любовь сильнее ненависти, Хуан. Мне кажется, он не рожден для ненависти. В его душе злоба и ненависть временны. Порыв, вспышка, а потом все развеется. Всегда так было, вряд ли он изменился. Его учили вежливости для жизни мягкой и простой. Но почему ты задаешь все эти вопросы? Чего ждешь от него и чего опасаешься?
Моника беспокойно посмотрела на него, и ответом послужил суровый, выразительный и грустный взгляд Хуана.
- Наверное, я приму твой план, Моника. Я не должен соглашаться, потому что слишком опасно для тебя. Но в конце концов, все равно, потому что не в силах освободить тебя из большей опасности, и я лично повезу тебя, потому что никому не доверю весла. Я поговорю с остальными, дам им последний луч надежды. Это ради тебя, как хлеб, что ты разделила за моей спиной. Идем. Я отвезу тебя, как подарок.
- Янина, что происходит? Моя мать…?
- Сеньоре немного лучше. У нее был сильный нервный припадок, потом удар. Пришел доктор и почти силой влил в нее успокоительное. Теперь она заснула, рядом с ней Хосефа и Хуана.
Ренато выпил еще рюмку, затем отодвинул поднос с выражением недовольства и досады. Он сидел в библиотеке, чья пещера снова послужила ему убежищем, пока он безуспешно искал в алкоголе спокойствие и безмятежность. В жадном ожидании он провел несколько часов, не находя себе места. В этот день по его подсчетам должны прислать бумаги. Бесконечно долгие часы, и каждая минута превращалась в вечность…
- Моя мать не говорила больше о возвращении в Кампо Реаль?
- Нет, сеньор. Сеньора только плакала. Не хотела слушать Отца Вивье. Да, я слышала все, что рассказали девушки на кухне. Как ужасно, сеньор, как все это ужасно!
- Могу себе представить, как тебя тронуло произошедшее с Баутистой.
- Он должен был так закончить. Ужасно, но это правда. Все его так ненавидели. Сильно. И он поджег Куму.
- Поджег ее? – поразился Ренато.
- Сеньор не знает, как все началось? Нет, конечно же. Все случилось потом. Баутиста поджег хижину Кумы, не дав ей выйти. Говорят, он смеялся, когда охранники бросали камни, когда та высовывалась.
- Это неслыханно! О чем ты говоришь?