- Не говори так, Хуан. Я… я… – бормотала взволнованная Моника. И вдруг изменившись, воскликнула: – Что это? Твоя рубашка пропитана кровью! Рана опять открылась. Это нелепо. Ты не можешь грести этой рукой.
- Эта рука, хотя и в крови, защитит и поможет тебе.
- Дай мне минуту сменить повязку.
- Когда будем на «Люцифере», ты это сделаешь. Опасно останавливаться. Может прийти другая волна. И не беспокойся. Крови мне хватит…
Невольно она очутилась рядом с ним, и две белые руки поддержали весло.
- Хуан, Хуан! Я помогу тебе.
- Колибри может, если потребуется; но нет нужды. Мы идем очень медленно. Это благоразумно. Но не уходи. Нам так хорошо.
- Да, нам хорошо. Жизнь такая удивительная.
Она была готова повторить фразу, которую он никогда не говорил, но сильное смущение заставило ее смолчать. Да, жизнь очень странная и удивительная, она чувствовала себя безумно счастливой, глубоко и обжигающе счастливой, будто ее сердце переливалось через край, как река лавы, словно эта минута стоила всей жизни, словно этот темный час, раскачивающийся маятником от жизни к смерти, имел силу вечности.
- Хуан, твоя рана не болит? – спросила Моника с волнением. – О чем ты думаешь?
- О людях, оставшихся там.
- Невероятно, что Сегундо сделал подобное. Но не переживай, они предатели.
- Они страдают, Моника, а поэтому грешат глупостью и неверностью. Посмотри, огни уже ярче, но мы еще далеко. До твоего дома ехать полчаса.
Как сильное морское волнение, поднялись воспоминания к горлу Моники; как морской вал, резко и горько она внезапно отстранилась от Хуана, и тот удивленно спросил:
- Что с тобой? О чем ты подумала? Скажи, о чем думаешь.
- О Ренато.
- Мне следовало предположить. Тебя беспокоит, что он может сказать и подумать. Неужели ты должна…
- Замолчи! Не разрушай очарование.
- Что? Что ты говоришь?
- Ничего. Хотелось бы пораньше подъехать к «Люциферу»… с любой стороны.
Хуан не ответил. Лишь с силой погрузил весла в воду; маленькая лодка словно парила по мрачным волнам, пока кровь капала из открытой раны.
- Что происходит? Почему не едем?
- Вряд ли сможем, крестная. Путь перекрыт. Много людей. Им не дают пройти. – ответила Янина. И повысив голос, спросила: – Эстебан, что произошло?
Не дожидаясь ответа, Янина выскочила из закрытого экипажа, на котором с большим трудом София Д'Отремон доехала до перекрестка на Карбе. Солдаты в униформе остановили ее, сдерживая лавину любопытных, пытавшихся подойти к месту катастрофы. Издали едва различались дымящиеся руины завода; пепел, еще горячий, стер пути и придавил деревья, но по всем тропинкам, идущим в Сен-Пьер, катились к городу повозки и кареты, люди шли пешком и верхом на лошадях, сбегая внезапно. Нетерпеливо София Д'Отремон тоже открыла дверцу экипажа и спросила:
- Что же в конце концов произошло? Что случилось? Эстебан, Янина!
- Мы не можем ехать, крестная. Здесь никому не разрешают, – объяснила Янина.
- Но мой сын…
- Возможно, он прошел раньше. Или вернулся. Это вероятнее всего, крестная. Он не мог проехать ни раньше, ни позже.
- А если он ехал в минуту катастрофы? – беспокоилась София.
- О, нет, крестная! Эти люди говорят, что только работники завода, администратор и его родственники стали жертвами. Подсчеты расходились, но здесь все сошлись. Говорят, раскаленная лава падала, как водопад, и унесла завод и дома. Затем упала в реку и поэтому больше никого не сожгла. Говорят, здесь она изменила направление, и поэтому на дороге никто не обжегся. Сеньор Ренато должен был ехать. Он отчаялся.
- Отчаялся?
- Да, крестная. Ему было очень нехорошо. Я говорила, что он много выпил. Он как обезумевший, говорил сам с собой, когда я вошла в библиотеку. Говорил один… или с призраком, крестная. Произносил имя сеньоры Айме. Я слышала.
Янина очень медленно зашла в экипаж, присаживаясь рядом с доньей Софией, и опустошенные женщины посмотрели друг на друга. Затем в ясных глазах искра зажглась, поддерживая волю Софии Д'Отремон, и она сказала:
- Мы будем искать его повсюду. Я не вернусь домой, пока не найду его!
Как струя фейерверка, как искры, переходили из уст в уста в Сен-Пьере неясные или преувеличенные рассказы о первой катастрофе. По мере того, как экипаж Д'Отремон ехал по улицам, толпа все густела. Земледельцы, работники и коммерсанты всей округи приехали в столицу, одни – в поисках новостей, другие – снова увидеть лаву, о которой сообщали. Кафе, рестораны и площади забиты битком. Люди заставили открыть офисы пароходного агентства, быстро распродавались билеты на суда, которые отправятся на следующий день.
- Что происходит? – спросила донья София.
- Они читают указ мэра. Да, крестная. Это глашатаи муниципалитета, – объяснила Янина. И обратилась к кучеру: – Подойди ближе, Эстебан, ближе.
Шум толпы мягко стих, теперь слышался голос выступавшего, произносившего указ, как старую песню: