Худяков

Результатом новых наблюдений было нарастающее убеждение, что крестьянская масса — благоприятная почва для пропаганды, так как самое положение крестьян толкало их, по мысли Худякова, на путь борьбы. «Платы за надел, штрафы за скотину, переступившую барскую межу, совершенно разорили целые деревни, — отмечал он. — Некоторые селения нарочно переписаны помещиками из крестьян в дворовые накануне объявления манифеста; потому совершенно не получили надела. Нечего и говорить, что при подобных обстоятельствах люди делаются враждебны к правительству…»^{60}

Еще более откровенно Худяков высказывал эти мысли в ссылке подосланному к нему шпиону Трофимову. В одном из донесений последнего говорится: «Считает русский народ в сильно возбужденном состоянии»^{61}. В другом Трофимов писал, что на его возражения о привязанности народа к государю Худяков ответил: «Я говорил не раз с народом и могу вас уверить, что русский мужик не так привержен к государю, как вы думаете, и всегда поймет свою пользу. При этом идеи достаточно распространены, нужно уметь только распорядиться ими». Худяков, по словам Трофимова, утверждал, что правительству нечего рассчитывать не только на народ, но и на войско. «Когда нас содержали в крепости, — говорил он Трофимову, — то караульные солдаты высказывали сожаление, что покушение не удалось. Если бы царя убили, говорили они, мы бы покончили с великим князем Николаем Николаевичем и другими… Это говорил не один и не два»^{62}.

Точно ли передал Трофимов слова и мысли Худякова, мы в данном случае не знаем. Но в рукописи «Опыта автобиографии» около слов о том, что в наказание за «запирательство» на следствии Муравьев посадил его на хлеб и воду и поставил караульных солдат прямо в камере, есть следующая фраза в скобках: «Разговор с караульными»^{63}, подтверждающая, во всяком случае, факт какой-то беседы, казавшейся автору важной.

Разумеется, представления Худякова о возбужденном состоянии народа и о его осознанной враждебности к правительству не соответствовали действительному положению вещей: он принимал желаемое за реальное, а главное, не замечал противоречия между этим желаемым и его же собственными наблюдениями, говорившими о беспросветной темноте и забитости крестьянства. Он сам рассказал, как в одном селе Симбирской губернии крестьяне, узнав, что он пишет книги, прозвали его «чернокнижником»^{64}, как в другом селе по поводу польского восстания говорили: «Да чаво тут, ишь ты, все польский чарь-то задират нашего же»^{65}; как ямщик, который его вез, удивлялся, «как это едет он, едет, а все не может обогнать солнышко»^{66}.

Однако темнота крестьянства, о которую неизбежно разбивались все революционные замыслы демократического подполья, казалась делом поправимым и вовсе не требующим длительного времени.

Еще деятели эпохи падения крепостного права видели одну из своих насущнейших задач в просвещении темных народных масс ускоренными темпами. «Вслед за освобождением от крепостного права другой громадный вопрос занял Россию: освобождение народа от невежества, главной причины его страданий», — писали в 1862 году в статье «Крепостники грамотности» основатели тайного общества «Земля и воля» (тогда еще не имевшего этого названия) Н. А. Серно-Соловьевич и А. А. Слепцов^{67}. С этой целью устраивались воскресные школы, народные читальни при книжных лавках и библиотеках, общества для издания и распространения среди народа популярной литературы.

Это было одной из форм легальной деятельности общества «Земля и воля». Еще весной 1862 года членами этого общества А. Д. Путятой и А. А. Слепцовым было организовано «Общество по изданию дешевых книг для народа», состоявшее преимущественно из преподавателей второго кадетского корпуса. Известна только одна книжка, подготовленная этим обществом, — «Сборник рассказов в прозе и стихах». В ней были напечатаны произведения выдающихся русских авторов — Некрасова, Достоевского, Щедрина, Никитина, — доступные для начинающего читателя. Вначале одобренный цензурой, сборник был вскоре запрещен, а затем и сожжен, так как помещенные в нем стихи и рассказы метили в одну точку — в несправедливость общественного устройства России. Составители стремились объединить задачи просвещения с задачами пропаганды.

В том же 1863 году, когда вышла эта книга, и в той же типографии О. И. Бакста, одного из прогрессивных деятелей русской демократической печати, где она была издана, вышел еще один сборник подобного же рода — «Русская книжка» И. А. Худякова. Это было началом его выхода «на прямую дорогу», первой книгой, составленной в новом для него жанре — книгой для народного чтения.

«Русская книжка» состояла из двух отделов. В одном были помещены народные сказки, загадки, пословицы, былины и песни, то есть произведения народного творчества, которым и до того посвящал свои труды Худяков. В другом — поэтические и прозаические произведения русских авторов. Затем в ней давался месяцеслов.