Худяков

Худякову удалось обмануть не только бдительность цензуры, но и министерства народного просвещения. Как сообщает он, «Общество грамотности постановило было распространять ее, редактор министерства народного просвещения обещал, что с нового года министерство купит 10 000 экземпляров этой книги. Дело пошло бы хорошо, если б приказчик Печаткина не вздумал послать для распространения нескольких экземпляров в Вильно»^{126}. Там она попалась на глаза усмирителю польского восстания М. Н. Муравьеву, он написал донос министру внутренних дел, и машина завертелась.

Позже, будучи председателем следственной комиссии по делу Каракозова и других, Муравьев, рассказывает Худяков, «как слабоумное дитя радовался, вспоминая, что ему еще прежде удалось донести… на «Самоучитель».

— Беспечность властей, беспечность властей! — твердил он с видимым удовольствием. — Если бы не я… пожалуй, теперь продавали бы второе издание!..»^{127}

Второе издание действительно вышло. Но это было уже тогда, когда сам автор томился в верхоянской ссылке. В 1867 году «Самоучитель» был переиздан в Женеве под заглавием «Жизнь природы и человека».

Блестящий отзыв дал об этой книге А. И. Герцен. Ее подарил ему сам Худяков, приехавший в Женеву сразу после выхода «Самоучителя». В письме к Н. П. Огареву Герцен писал: «Превосходно составленный учебник, т. е. из ряда вон». Он обучал по нем свою младшую дочь Лизу^{128}.

Нам осталось рассказать о последней научно-популярной книге Худякова, написанной для народа, — «Древняя Русь». Она создавалась в последние месяцы до ареста автора, но издать ее ему самому уже не довелось. Видимо, Худяков или же после его ареста Леонилла передали рукопись Г. А. Лопатину. В конце 1867 года Лопатин вместе с Ф. В. Волховским основали тайный кружок, известный под названием «Рублевое общество», в задачи которого входила пропаганда в народе. Они и издали «Древнюю Русь» без имени автора и без цензуры. В начале 1868 года Лопатин и Волховский были арестованы, захвачена их переписка, и из нее стало известно о выпуске «Древней Руси».

Подвергнуть книжку цензурному преследованию оказалось в этот момент не так-то просто. Дело в том, что по закону 6 апреля 1865 года оригинальные сочинения объемом не менее десяти листов освобождались от предварительной цензуры, то есть должны были быть представлены в готовом виде. Вопрос об их изъятии и уничтожении мог решаться только судебным порядком по представлению цензуры, и только при том условии, что автор или издатель нарушили букву закона о печати. В данном случае такого нарушения не было. И хотя Петербургский цензурный комитет сообщил в Главное управление по делам печати о «предосудительном и тенденциозном» содержании «Древней Руси», но поскольку было признано, что факты, изложенные в книге, основаны на источниках и содержатся в других, даже общедоступных книгах, постольку не за что было зацепиться, чтобы передать дело в суд. Единственное, что могли еще сделать цензурные зубры, — это запретить учебным заведениям министерства народного просвещения приобретать книгу. Это и было сделано^{129}.

Книга «была необыкновенно удачно составлена, — писал о «Древней Руси» Лопатин, — и пользовалась, в известных кругах большой репутацией». Речь шла о народниках-пропагандистах семидесятых годов, широко применявших книгу Худякова в эпоху «хождения в народ». «Конечно, это была не история князей и царей, — продолжал Лопатин, — а история народа, и, несмотря на всю свою цензурность, оставляла в заключение страшно горькое чувство в душе всякого мало-мальски не заскорузлого читателя»^{130}.

Спустя тридцать лет была сделана новая попытка легально издать «Древнюю Русь». За это время цензурный закон 1865 года «обогатился» положениями, освобождавшими цензуру от судебного вмешательства. Вопрос о запрещении или изъятии неугодных царизму изданий решался административно — постановлением Комитета министров.

Отпечатанная полным тиражом книжка была представлена в Петербургский цензурный комитет. При ее рассмотрении возникли разногласия. Цензор Н. М. Соколов считал, что «тенденция этой книги — поколебать исторические основы русского самодержавия и православия», тогда как, по мнению цензора А. А. Пеликана, «тридцатилетний опыт показал, что вреда от нее не произошло». В результате издателю было предложено внести в книгу некоторые исправления. Но и после этого Петербургский цензурный комитет остался неудовлетворен, так как даже «при всевозможных исключениях, основная вредная мысль книги — верховная власть с помощью бояр задавила народную вольность — не может быть устранена».