Худяков

Краткую, но исчерпывающую характеристику «Древней Руси» дал министр внутренних дел И. Л. Горемыкин, представивший книгу для ее запрещения в Комитет министров. «По мнению автора, — писал он, — вся история допетровской Руси представляет непрерывную картину невежества, суеверий, народных бедствий, вследствие княжеских междоусобий и постоянной утраты вечевого и мирского самоуправления. Угнетателями народа являются князья и дружины, цари и бояре. Легче всего жилось народу при князьях до татарского нашествия, тяжелее в великокняжеский период… С заметным сочувствием автор относится к Стеньке Разину и его мужеству на пытке и казни. Лжедимитрий является предшественником петровских реформ, междуцарствие — временем народного правления на Руси, Земский собор 1613 г. — источником ограничения царской власти… На всем протяжении русской истории до Петра Великого автор усматривает исключительно возмутительный произвол правительства, мятежи и бедствия народа, суеверие и ересь в области духовной…» Горемыкин не ошибся: все это и хотел показать в своей книге Худяков. Но такую трактовку русской истории не могли допустить охранители самодержавия и православия. А отсюда следовал и вывод: «…Подобное злоумышленное извращение отечественной истории в книге, по цене и количеству экземпляров рассчитанной на широкое распространение, очевидно не может быть терпимо…» «Древняя Русь» была запрещена, и 10051 ее экземпляр уничтожены «посредством обращения в массу»^{131}.

Мы не станем подвергать критическому разбору историческую концепцию Худякова, предъявлять к нему требования, ответить которым могла только марксистско-ленинская историография. Конечно, с точки зрения исторической науки сегодняшнего дня, у него было немало ошибочных выводов и представлений. И тем не менее для научного уровня столетней давности это было новое слово в освещении русской истории, новый подход к историческим фактам и событиям. Исторический очерк Худякова знаменовал собой несомненный шаг вперед не только от дворянской историографии, апологизировавшей самодержавие, но и от буржуазной, так называемой юридической школы, освещавшей исторический процесс как эволюцию правовых норм.

Пять книг просветительно-пропагандистского характера, разнообразных по тематике, но единых по направленности — таков итог трехлетней литературной деятельности Худякова с «выходом на прямую дорогу». Этот список можно дополнить брошюрой «Для истинных христиан. Сочинение Игнатия», выпущенной в Женеве в 1865 году. Но о ней мы расскажем в своем месте.

Книжки Худякова несли читателю из «простонародья» элементы естественнонаучных и общественных знаний, разрушавших религиозные верования и раскрывавших несправедливость политического и общественного устройства, основанного на единодержавии и классовом неравенстве.

Их отличала и манера изложения: доступные по стилю, эти книги не страдали упрощенчеством ни в отношении содержания, ни в отношении формы. Как отмечал Лопатин, «Худяков никогда не подражал так называемому народному языку и никогда не уснащал своей речи разными «значит», «к примеру будучи сказать» и т. п. недостатками народной речи, этими заиканиями народа, не привыкшего к связному выражению сколько-нибудь сложного рассуждения. У него вы не найдете ни одного из этих украшений в народном языке, придающих многим так называемым народным книжкам их народный колорит в наших глазах, но делающих их неудобочитаемыми для самого народа. Он обладал большим мастерством рассказывать и рассуждать с помощью отдельных кратких речений, легко схватываемых самым плохим грамотником, неспособным справиться со сколько-нибудь длинным периодом»^{132}.

В мемуарах семидесятников-пропагандистов, в актах и протоколах обысков, производившихся у революционных народников, мы часто встречаем упоминания о пропагандистских книжках Худякова и о том успехе, какой имели они у читателей. В тяжелые годы ссылки их автора и даже после ранней его кончины они продолжали жить — жить именно той жизнью, которую и жаждал дать им сам Худяков.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ А В ЭТО ВРЕМЯ В МОСКВЕ…

Эти юноши увлекались не течением, а решились идти против него; они положили действовать в то время, когда большинство находило, что «о подобных делах не только сказать, но и подумать страшно.

И. А. Худяков, Опыт автобиографии. Неопубликованный отрывок.