Художники Парижской школы из Беларуси. Эссе, биографии, путеводитель

Нина Александровна помнит бабушку. Она жила вместе с родителями, хотя, придерживаясь традиций, предписываемых религией, питалась отдельно. Детская память сохранила всякие вкусности в красивых обертках, которыми ее иногда баловала бабушка. Лакомства такого рода в предвоенной Беларуси можно было купить только в магазинах системы Торгсина (торговли с иностранцами). Возможно, бабушка Сара могла получать валюту от детей, уехавших в Америку. В книге «Сутин» Клариссы Никоидски приводится копия письма Хаиму Сутину, написанного на идиш его младшей сестрой Эртель Цукерман (мамой Нины Александровны), в котором она сообщает о смерти отца и брата Янкеля, передает привет от племянницы Наумы и шурина, жалуется на плохое здоровье (она вскоре умрет в довольно молодом возрасте), просит прислать ей денег на лечение от диабета. При этом она с благодарностью вспоминает о подарке, полученном от него ранее. Как видим, утверждения о том, что Сутин категорически отказывался иметь какие-либо контакты с родственниками, похоже, миф.

Письмо сестры Х. Сутина Эртель Цукерман

И воспоминания о родине не были только мрачными. До Первой мировой войны в Смиловичском дворце, пока его не разграбили немецкие войска, был зимний сад, парадный зал с коллекциями столового серебра и фарфора, портретная галерея с известной картиной Валентия Ваньковича «Мицкевич на скале Аю-Даг». Тогдашний владелец замка Леон-Доминик (Лев Львович) Ванькович – депутат Думы от Игуменского уезда, сотрудничал с Минской городской опекой над детскими приютами. И поэтому история о том, что он дал Хаиму Сутину деньги на краски, когда тот рисовал под вербами в усадебном парке, вполне может быть не просто легендой. Пожалуй, главное здесь то, что будущий художник мог видеть и даже рисовать не только серые избы и заборы под таким же серым небом.

В июле 2008 г. в Национальном художественном музее Беларуси открылась выставка керамических работ Пикассо, литографий Фернана Леже и Надежды Ходосевич-Леже. Все произведения – из фондов музея.

Впервые выставка работ Фернана Леже была устроена Надеждой Леже в 1963 г. После этого она много раз бывала в СССР. В 1970 г., наконец посетив родные места, художница подарила свои мозаичные работы школе в Зембине, что в Борисовском районе, копии картин и скульптур известных мастеров – белорусским музеям, а графические работы Ф. Леже и свои собственные произведения – Государственному художественному музею БССР, который теперь называется Национальным художественным музеем Республики Беларусь. Она хотела поместить мозаичное панно Фернана Леже на фасаде минского Дворца спорта, но у тогдашнего руководства Беларуси не было нескольких тысяч долларов, чтобы оплатить труд итальянских мозаичников, а может, и желания. Даже в семидесятые годы манера письма Леже выглядела в их глазах слишком вызывающе.

Надежда Ходосевич-Леже умерла в 1983 г. в Париже. Говорят, она хотела, чтобы ее похоронили на родине, но покоится она во Франции, рядом с мужем.

Умерла ли вместе с ней на родине художников Парижской школы идея создания музея или хотя бы формирования собрания их произведений? Действительно ли столь безоговорочно утверждение: «Слишком поздно»?

В мае 2011 года, когда в Париже еще не испарился тот особый флер романтических предчувствий, который особенно присущ городу в эту пору, в дверь бюро арт-дилера Надин Незавер позвонили. Один из визитеров – автор этой книги – представил своих спутников из Минска: председателя правления Белгазпромбанка Виктора Бабарико, его супругу Марину и начальника отдела банка по связям с общественностью Сергея Приемко. Хозяйка, известный эксперт по Парижской школе, автор многих публикаций по этой теме, член Французского союза экспертов по антиквариату и произведениям искусства, ждала гостей, поэтому предложила не только отведать кофе, но и посмотреть специально доставленные в бюро работы уроженцев Беларуси.

Рассматривая картины, гости задавали вопросы, свидетельствующие о том, что они «в теме». Было ясно, что обращение к госпоже Незавер с просьбой подобрать картины из коллекций потомков художников – не ради праздного любопытства. После обмена мнениями о работах состоялся естественный для профессионалов разговор о их стоимости, который закончился эпохальной фразой: «Покупаем все работы!»