Худшие подруги

Что? Ничего не случилось! Ничего, блин, кроме катастрофы вселенского масштаба. Меня предала лучшая подруга; парень, который мне нравится, начинает отчего-то меня больше раздражать, чем привлекать, а мой, казалось бы, единственный друг забил на меня, потому что у него появилась девушка. И все прекрасно! Замечательно! Лучшее время в жизни!

В глазах появляются слезы, и я накрываюсь одеялом с головой. Чувствую, как мама наклоняется ниже и прижимается щекой к моему лбу. Она обнимает меня через преграду и срывает последний хлипкий замок на двери, за которой я спрятала боль и разочарование.

Есть что-то отпускающее в объятиях матери. И я позволяю самому родному человеку увидеть меня без ширмы стойкости и безразличия. Выпускаю наружу все, что копилось последние пару месяцев, и рассказываю историю с самого начала, наблюдая, как мои ладошки крепко сжимают теплые и ласковые руки.

– Девочка моя, какой ужас, – произносит мама, не пытаясь скрыть негодование. – Просто кошмар! Я бы хотела сказать, что это ерунда и ты обо всем забудешь, только сама знаю: легче не станет.

– А вообще станет? – спрашиваю с царапающей душу надеждой.

– Конечно. Такое нужно пережить. Ты у меня сильная девочка. Дай себе время. И не надо прятаться здесь, так проблемы не решаются.

– Знаю, мам… Но лучше мне еще немного побыть в изоляции. Не хочу никого из них видеть, для их же безопасности. Думаешь, папа обрадуется, если меня придется забирать из полицейского участка?

– Собираешься побить их всех? – усмехается мама, глядя на меня больше с одобрением, чем с предостережением. – И теперь массу набираешь?

Она в молодости была грозой района, все ее врагини ходили и оглядывались, переживая за свои прически. Мне папа рассказывал и, по-моему, даже восхищался. Может быть, поэтому и я рассматриваю подобный вариант развития событий. Лучше пусть тебя боятся и недолюбливают, чем унижают и смеются, – закон джунглей, – а школа тот еще обезьянник.

– Не хочу, но могу… – бурчу, сдувая надоедливую кудряшку со лба.

– Тогда и правда тебе лучше посидеть дома, пока не остынешь. Во всех смыслах. Похоже, снова температура поднялась. – Мама трогает мой лоб, а после убирает руку, недовольно поджимая губы. – Никакого спорта, пока не выздоровеешь! Ясно?

– Кристально… – сухо отвечаю я, предвкушая еще несколько дней самобичевания. Если я ничего не делаю, то думаю. Но думать получается только о плохом.

– Тась, мне с трудом верится, что Аля могла так поступить с тобой. Совсем на нее не похоже.

Ауч! Удар в больное место. Ничего меня не задевает так сильно, как подстава от Макаровой.

– И я тоже так считала, мам. Но Олег бы точно не стал врать.

– Уверена?

– А зачем ему это?

– Мальчики не отличаются особой хитростью, но и списывать со счетов их нельзя. Ты сама говоришь, что у тебя к нему двоякие чувства. А это уже интуиция, доченька. Иногда стоит к ней прислушиваться.

– А ты сразу влюбилась в папу?

– Конечно, нет! Он раздражал меня до ужаса. Весь такой правильный и спокойный, что хотелось станцевать у него на макушке, лишь бы увидеть хоть какие-нибудь человеческие эмоции.

– И-и-и?.. Как получилось, что вы вместе двадцать лет?

Мама меняется в момент. На лице проступает сияние нежности, взгляд теплеет. Она определенно вспоминает что-то очень хорошее и дорогое сердцу.

– Только рядом с ним я могла быть собой, – признается она с улыбкой. – Ничего из себя не строить и не переживать из-за потери имиджа. Он принял меня такой, какая я есть, полюбил и уже не отпустил.

– Прямо как Аля с Макаром, – ухмыляюсь я, вспоминая эту парочку.

Ну ведь правда. Бойко (так же, как и я) знает Алю совсем с другой стороны: с нормальной, настоящей. Он видит, что она не идеальна, но до сих пор ходит за ней хвостиком, несмотря ни на что. Пуленепробиваемый пацан. Вот за что я его и уважаю. Какие глубокие чувства. И почему Аля ничего не замечает?

– И не только Аля с Макаром, – говорит мама, хитро улыбаясь.

– А кто еще?

– Ох, доча… Когда у тебя глаза-то откроются?

– О чем ты?

– Проехали, – отмахивается она. – Сама скоро поймешь.

– Мам, что мне делать?

– Отмечу сегодняшний день в календаре. Тася просит совета… – хихикает она, а я злюсь.

– Мама!

– Мама, мама… – Она качает головой, будто устала от меня, но я-то в курсе, что это просто дразнилки. – Как минимум тебе стоит поговорить с Алей еще раз.

– Мне сложно… Я тоже натворила дел. – Вспоминаю, что на диктанте по иностранному повела себя, как настоящая жаба. – Она злится и вряд ли будет разговаривать со мной.

– А я думаю, она скучает по тебе, как и ты сама, – произносит мама и проводит пальцами по моей щеке, глядя в глаза. – Вы ведь подруги. И ты это знаешь.

Хотелось бы верить… Тоска ложится камнем на грудь. Три дня постельного режима я практически ни с кем не общалась. Не хотела. Даже переписку с Дымарским свела к минимуму, объясняя это тем, что у меня очень высокая температура и каждую минуту хочется спать. Хотя по-настоящему мне каждую минуту хочется рыдать и орать во всю глотку: ведь я не понимаю, что со мной происходит и каким боком в мыслях об Олеге постоянно появляется Глеб, облизывающий свою девушку.