Худшие подруги

– Ладно. – Мама хлопает себя по коленям и встает. – Сварить тебе макароны? Я купила твои любимые фарфалле[2], и сгущенка, кажется, тоже есть.

– Ну мам! – ною я. – Хочешь, чтобы на меня точно никто больше не посмотрел и я осталась старой девой?!

– Один парень смотрит на тебя уже десять лет, а ты еще этого не заметила. Проблема не в твоей внешности, а, скорее, здесь, – и она стучит пальцем по голове.

– У меня нет проблем с внешностью! И вообще! – хмурю брови, с вызовом глядя на мать. – Вари макароны! Такую прелесть, как я, нельзя не любить! И не важно, сколько я вешу!

– А вот это – моя дочь, – довольно произносит она и выходит из комнаты, подмигнув мне, прежде чем скрыться за дверью.

Бантики в сладкой подливке блестят на тарелке, и я улыбаюсь, хватая вилку. Один кусочек, и ты уже в раю. Еда богов, и пусть никто не разделяет моих вкусов, но я ни за что не откажусь от любимого блюда, даже под страхом целлюлита и прыщей. Но стоит мне поднести лакомство к губам, как стук в дверь заставляет остановиться.

Кого еще принесло? Папа звонил и сказал, что задерживается из-за инвентаризации. Мама двадцать минут назад уехала на встречу с тетей Снежаной, и они не могли обсудить все сплетни так быстро. А больше… больше я никого не жду. Кто бы это ни был, ему не повезло. В доме Козырь сегодня неприемный день.

Собираюсь продолжить трапезу, но громкий стук в дверь снова меня отвлекает.

Что ж такое?!

Встаю из-за стола и топаю в коридор, по пути бросая мимолетный взгляд в зеркало. Незваный гость точно пожалеет, что пришел. Я еще неделю буду являться ему в кошмарах. Волосы напитаны кокосовым маслом, на лице – тканевая маска с рисунком панды, а из одежды на мне только огромная зеленая толстовка и розовые полосатые носки с разделенными пальцами. Да я прямо гибрид фламинго, попугая и панды, упавший в чан с маслом. Красотень!

Распахиваю дверь, собираясь послать куда подальше человека, нарушившего мой покой, но стоит увидеть его, как я на автомате тяну дверную ручку на себя, желая спрятаться. Глеб ловит дверь и наполовину протискивается в щель, не сводя с меня глаз. На его лице застывает выражение, которое можно описать фразой: десять секунд до истерики и валяния по полу, задыхаясь от смеха.

– Можно тебя сфоткать? – сдавленно спрашивает он, очень стараясь не заржать.

– Это будет последнее, что ты сделаешь в жизни, – отвечаю я, и щеки обжигает стыд. Хорошо, хоть сквозь цветную маску будет незаметно.

Вообще-то я никогда не стеснялась Глеба. Он видел меня всякой, но сейчас… Зачем приперся?

– Я войду? – спрашивает Юдин, пытаясь влезть в квартиру через щель, но я его не пропускаю.

– Нет.

– Тебя не было в школе.

– И что?

– Ну-у-у… – хмурится Глеб, и смешинки в глазах парня растворяются. – Я писал тебе, но ты…

– Я спала.

– Три дня?

– Да хоть четыре! – выпаливаю я и давлюсь сухим кашлем.

Прикрываю рот ладонью и теряю контроль над проходом. Глеб все-таки проскальзывает в коридор, а сквозняк хлопает дверью за его спиной. Мысли мечутся и отскакивают от стенок черепушки, как маленькие попрыгунчики. Я не знаю, что это, но не хочу видеть Юдина сейчас. Не могу на него смотреть. Хочется заорать, чтобы он проваливал к своей девушке и посчитал ее зубы. Нестерпимая ярость заполняет грудную клетку, сдавливая до боли сердце. И до меня наконец-то доходит. Это… ревность. Но как? Почему? Меня же не должно ничего волновать.

– Ты заболела? – обеспокоенно спрашивает Глеб.

– Все нормально.

– Родители дома?

– Нет.

– Тебе что-то нужно? Хочешь, сделаю чай или что-нибудь еще?

И в его словах нет ничего странного. Глеб частенько сидел со мной, когда я болела. У него, конечно, были и свои корыстные цели – он надеялся, что подхватит простуду и тоже отправится на больничный. Даже один раз умолял меня чихнуть ему в рот. Идиот…

Наши детские воспоминания вызывают скулящую грусть. Смотрю под ноги, не желая видеть лицо друга. И внезапно на душе становится пусто… и одиноко, даже несмотря на то, что Юдин находится в шаге от меня. Чувствую себя на вершине снежной горы под порывами ледяного ветра.

Я почему-то всегда считала, что он – только мой. И так будет всегда. Подумаешь, девушки: они парню меня не заменят. Да и я их ему не заменю. Но теперь уже – не их. Ее. Ту самую русоволосую куколку, с которой он целовался у кинотеатра. А если у них все серьезно? Я даже через расстояние ощутила, какая нежность струится между ними. А между нами – что? Только воспоминания и старые привычки…

– Нет. Ничего не нужно. Тебе… – лопочу я, заламывая пальцы. – Тебе лучше уйти. Подхватишь еще бациллы, а послезавтра – игра.

– Но…

– Все хорошо, Глеб, – обрываю его, усилием воли поднимая голову и растягивая губы в слабой улыбке. – Я в порядке. Отлежусь – и готово.