— Мой дорогой, заходил этот Сандро. — Она показала на портрет полуобнаженного юноши, висевший рядом с распятием. — Хотел повидаться с тобой. Но я сказала, что у тебя гости. Придет позднее. На редкость милый юноша, — добавила Гданская, обращаясь к Ариадне. — Несмотря на разницу в возрасте, они с Виктором дружны, как братья. Правда, Виктор? — Она широко раскрыла глаза, как птица, проглатывающая муху, — Сандро помогает ему в студии.
Виктор молча смотрел в окно.
— Вы постоянно живете в Париже? — спросил Януш.
Но Гданская вдруг подпрыгнула на диване и закричала:
— Ах, ах, кипит, кипит! Убежит кофе!
— Надо завернуть! — воскликнул Виктор.
Януш молча повернул ручку кофеварки и погасил пламя горелки, задвинув серебряный кружок.
— А я вот никак не могу на это решиться, — сказала Гданская, вздыхая. — Как только закипит, я сразу же пугаюсь, и кому-нибудь приходится меня спасать.
Януш улыбнулся.
— Значит, вы не можете самой себе готовить кофе.
— Вот именно. Это обычно кончается катастрофой.
Она налила всем кофе; пили, сидя у низенького столика. Ариадна хмуро уставилась в пространство, не произнося ни слова.
— Вы спросили, давно ли я живу в Париже? — вспомнила Гданская. — Нет, я живу в Лодзи, но каждый год приезжаю сюда к Виктору на пять-шесть месяцев. В Лодзи у меня второй сын, внучата, семья. У моего старшего сына фабрика… Впрочем, у нас есть дом и в Варшаве.
— Вы живете в Варшаве?
— Немного здесь, немного там. Для детей полезнее в Варшаве. Викторека я вырастила в Варшаве, он был такой болезненный.
Януш с некоторым недоверием оглядел мускулистую, стройную фигуру Виктора, его прямую и мощную шею, ассирийскую голову — точеный профиль Виктора вырисовывался на фоне красноватого витража.
— В Лодзи постоянно свирепствуют эпидемии детских болезней, — продолжала Гданская, беспомощно разводя маленькими ручками, на которых густой россыпью сверкали бриллианты. — Дети там мрут как мухи… Я не могла держать Викторека в таком городе…
— Ну, и благодаря тебе я отвык от Лодзи, — сказал Виктор. — Не могу уже там жить. Вы знаете, — обратился он к Янушу, — в Лодзи любая картина покрывается за три месяца слоем черной сажи в палец толщиной, и отмыть ее уже невозможно.
— А тем более легкие! — воскликнул Януш и, вдруг поперхнувшись, закашлялся.
Пани Юлия Гданская вскочила с дивана.
— У вас кашель, граф? Сейчас я вам дам великолепное средство от кашля. Примите два порошка, и кашля как не бывало. Это порошки доктора Ландсберга… Какой доктор! Вы знаете его, граф? Вот это доктор!
Гданская торопливо выдвинула маленький ящичек секретера в стиле Ренессанс, вытащила из него коробку, наполненную пакетиками с аптекарскими снадобьями, и принялась быстро перебирать их.
— Может, у вас слабое сердце? — спросила она Януша. — У меня есть чудодейственные порошки доктора Ландау. Это тоже светило! Только по другой части…
— Но мама, — произнес с легким раздражением Виктор, — Януш совершенно здоров…
— В самом деле, я только поперхнулся, — пытался защищаться Януш.
Но все было напрасно. Мышинскому пришлось немедленно принять один порошок от кашля — Гданская позвонила, велела лакею (называя его «мой Валентин») подать стакан воды, а затем все-таки сунула Янушу в карман маленькую коробочку с порошками.
— Вы будете благодарить меня, — заверила она, — вот увидите. Только принимайте.
Ариадна не проронила ни слова. Она встала и, взглянув на часы, сказала, что должна встретиться по срочному делу с самой Ланвен. Пора уже обсудить моды осеннего сезона.
Виктор тоже поднялся.
— Знаешь что, — сказал он, — тебе не хватает такой добродетели, как любовь к ближнему, — charitee.
Ариадна подняла на него удивленный и полный недоумения взгляд.
— А тебе? — спросила она.
— Я никогда не скучаю, — возразил Виктор.
— Потому что упиваешься самим собой, — сказала Ариадна и обратилась к Янушу: — Я позвоню тебе послезавтра утром. Мне бы все-таки хотелось поговорить с тобой.
Януш слабо улыбнулся.
— Как хочешь, — прошептал он, — но стоит ли?
Виктор посмотрел на них с легким удивлением, словно только теперь заметил, что этих людей что-то связывает. Но тут же спохватился и поцеловал Ариадне руку.
— Au revoir, madame[55]
, — сказала она пани Юлии.— Au revoir, comtesse[56]
, — ответила старуха Гданская и с преувеличенной сердечностью пожала ей руку.Виктор проводил Ариадну до передней и вернулся на прежнее место под распятие.
— Вы слыхали, граф, — обратилась Гданская к Янушу, — что эта сумасшедшая хочет уйти в монастырь?
— Мама, — сказал Виктор, — что ты говоришь?
— Я понимаю всякие причуды, — сказала мама Гданская, — но в монастырь! Ну и ну!
— Действительно, — заметил Януш. — А вы не знаете, как это пришло ей в голову?
Виктор зевнул.
— Не думайте, что у нее легкая жизнь. Parmi cette facticité…[57]
— А вам не кажется, что это тоже «factice»?
— Ах, она просто сумасшедшая, — пожала плечами Гданская. — Вот уж не хотела бы я, чтобы мой Виктор на ней женился. Хоть она якобы и графиня.
— Она почти такая же графиня, — сказал Януш, — как и я. Ее отец был полицмейстером в Одессе!