Хвала и слава. Том 1

Януш лег на спину. Над собой он видел чистейшую, прозрачную и плотную синеву; по сторонам возвышались серые скалы; белый мотылек, загнанный ветром на высоту, трепыхал крылышками над скалой, в самом центре голубого шатра. Януш закрыл глаза и увидел далекий незнакомый город и маленькую фигурку женщины, идущей посреди широкой мостовой, посреди серого асфальта.

VIII

Эдгар поселился на краю парка, в маленьком домике, где жил молодой садовник с женой. Садовник готовил для него завтрак и ужин, а обед ежедневно привозили из Неборова. В большую с низким потолком комнату, устланную полинявшими коврами, вкатили рояль и внесли широкую кровать. Раньше здесь не было никакой мебели, кроме большого стола и нескольких стульев. Эдгар чувствовал бы себя здесь совсем хорошо, если бы как раз в этот период не покинуло его творческое вдохновение и если бы не та отвратительная и мучительная внутренняя пустота, которая просто убивала его, когда он не в состоянии был писать музыку. Он привез с собой много книг, но даже читать не хотелось. Перед самым отъездом сюда он получил через министерство иностранных дел (через Спыхалу) письмо от Эльжуни, весьма туманного содержания. С ангажементом, впрочем, все обстояло хорошо. Осенью она должна была петь в Нью-Йорке «Аиду»^{61}, «Мадам Баттерфляй»^{62} и «Похищение из сераля»^{63}. Кроме того, намечались концерты в Нью-Йорке, Чикаго и Бостоне. Словом, не так уж плохо. Какой-то английский композитор, чье имя было настолько незнакомо Эдгару, что он его тотчас же забыл, написал для нее концерт для голоса с оркестром, и с этой штукой она должна была выступать в симфонических концертах. Она писала, что вещь получилась очень красивая и эффектная.

«Красивая и эффектная, — повторил про себя Эдгар. — Представляю себе, что это такое!»

Но больше всего беспокоило его то, что Эльжуня ничего не писала о своих личных делах. Ни словом не обмолвилась о том, как живет, с кем видится. Правда, она мимоходом упоминала о супругах Коханских, вместе с которыми ей предстояло выехать из Саутгемптона в Нью-Йорк, но этого было слишком мало.

О Рубинштейне — ни слова. Что с банкиром? Отделалась ли она от него или он сам остался в Константинополе? Императрица Мария Федоровна добралась до родного Копенгагена. А может быть, Рубинштейн сопровождает Эльжуню в Америку? Раз она не пишет о нем ни слова, решил Эдгар, в этом есть какой-то тайный смысл. Неужели старый банкир играет в жизни Эльжуни какую-то важную роль?

Погода стояла чудесная, работать Эдгар не мог и поэтому целыми днями бродил по парку. В эту пору Аркадия была прекрасна. Деревья, казалось, достигли поры зрелости; отягощенные большими, разросшимися листьями, они стояли под небесным куполом пышные, в расцвете сил, довольные жизнью. Пруд перед беседкой Дианы, берега которого поросли камышом, до половины затянула зеленая чешуя ряски, другая его половина была черной.