Хватайся! Рискуй. Играй. Умри (СИ)

— Еще раз совершу это, и меня поставят на учет к психиатру. И знаю, что сделаю это снова.

Я присел рядом и обнял ее.

— Давай договоримся?

— А?

Ее большие серые глаза впились в меня.

— Если один из нас умрет, то второй умрет тоже. Ты уйдешь — и я уйду. И наоборот. Мы же самые-самые лучшие друзья.

Уголки ее губ потянулись вверх.

— Договорились.

«Ты где?

Я решила, что не в состоянии заменить Павла. И работать над «Фоскроком» смогу только по вечерам. Моя начальница уходит на пенсию и передает бразды правления мне, поэтому буду занята вдвое больше. Извини за неудобства.

У нас завтра зачет по истории зарубежной журналистики, приезжай уже или включи телефон».

Единственное письмо, которое мне пришло по почте, — от Кэти Фокс.

Пятнадцатое января. Утыкаюсь лицом в подушку, одним глазом поглядывая в телевизор.

По-прежнему не включаю телефон и не захожу в социальные сети. Единственный способ связаться со мной — написать мне на электронную почту. Только ее я проверяю чуть ли не ежечасно.

Интересно, что Фокс, Лис, Лили Енот и Кейт Остин думают обо мне сейчас? Думают ли вообще?

Я ведь им не чужой?

Идет первый час ночи. Мы, развалившись в кровати после соития, в темноте смотрим какой-то фильм ужасов.

Громкий стук в дверь. Катя вскрикивает.

— Это в фильме или на самом деле кто стучится?

С трудом поднимаюсь с постели и иду к двери.

— Наверное, твой сосед выпил и хочет потрахушек.

— Ну уж нет. Он что, меня за шлюху держит?

И Катя 3.5 сердито топает за мной к двери.

В глазок ничего не видно. Так как жить очень хочется, Катя спрашивает того, кто за дверью:

— Какой черт принесся в поздний час?

В ответ из подъезда тишина. Катя решает отпереть дверь.

Не знаю, правильно ли она поступает. Гостей совсем не хочется.

Дверь отпирается. Лампочка в подъезде не горит второй день. Надо заменить.

Выглядываю. Тьма.

Катя светит телефоном.

Холод.

Никого.

Закрываем дверь.

Катя 3.5 живет в небезопасном районе, где то и дело происходят какие-то разборки посреди дня. Днем опасно высовываться, а уж ночью и подавно.

Мы возвращаемся в зал и вздрагиваем от внезапного стука в окно.

Второй этаж.

— Что за хрень?

Екатерина бежит к окну, а я выключаю телевизор.

Когда горячо любимая кровать начинает ласкать мое тело, Катя нерешительно отходит от окна, говорит:

— Странно. Никого не видно. Мистика какая-то.

— Может, кто-то решил над нами подшутить? У тебя есть враги?

Подруга падает на простыни.

— Может. Я ведь не всегда помню, что вытворяю, когда просыпается вторая личность. Но, зная ее характер, уверена, она многих успела обидеть. Особенно мужчин.

— Впрочем, давай спать.

Закрываю глаза в ожидании бога сна. Спустя две минуты слышу тихий, чуть ли не жалобный голос Кати:

— У тебя тоже?

Любой другой не понял бы вопроса, но мы всегда понимали друг друга без слов.

— Да.

— По кому?

— По Владу.

— А я по отцу. Мне сейчас не хватает его защиты…

Что говорила она дальше — не знаю. Меня наконец-то посетил Морфей.

— Пиши: «18. Разрешается свободно выражать свои политические, религиозные, мировоззренческие, сексуальные, вкусовые взгляды и защищать свои взгляды в грамотной интеллектуальной дискуссии».

Я прохаживался по залу Кати 3.5, а она в это время писала «Кодекс Дружбы». Мы придумали его, чтобы укрепить наши особые дружеские отношения, так как были уверены, что дружба между нами на всю жизнь.

Дописав черной пастой пункт, Катя с энтузиазмом и невероятным вдохновением изрекла:

— «19. Разрешено просить друг друга о чем-либо безвозмездно, кроме связанного с третьими лицами».

В свою очередь я добавил двадцатый пункт первого раздела

— «20. Разрешено пользоваться вещами друг друга без разрешения, но уведомляя об этом».

— Слышь, только попробуй мои трусы надеть, я тебе руки отобью!

Смех двух самых лучших друзей.

Катя бросила ручки, поднялась.

— Так, мне надо в магазин. Люблю тебя.