Хватка (СИ)

       Это здорово, что у медиков в лабораториях при лагерях сейчас огромное количество материала для работы, экспериментов. Им многое позволено и, так уж устроен человек, порой это перехлестывает рамки и дисциплины, и этики, и вообще человеческого понимания. Люди науки все немного сумасшедшие и видят дальше доступных нам рамок, именно поэтому они и двигают прогресс. А управлению приходится закрывать глаза на их перегибы в работе. Они тоже люди, им важна карьера, а мне доносимая ими информация. Потому они, пока есть в этом необходимость, будут рассказывать мне все то, что знают сами…

       — И все равно я не могу понять, — пожал плечами Бауэр.

       — Чего?

       — Даже, если допустить то, что вы правы, к чему евреям этот жесткий отбор? Да, в истории человечества было достаточно фактов, говорящих об их кровожадности, нетерпимости, фанатичности, мстительности и нетерпимости к другим народам. Скажу больше, это, кстати, было и в моем докладе, отсутствие этих отрицательных качеств многим из семитских племен, или отдельному человеку этой национальности, стоили жизни! Но я не могу понять главного, зачем им этот отбор?

       — Зачем? — задумчиво улыбнулся гауптштурмфюрер. — А вот это, обер-лейтенант, на самом деле очень хороший вопрос. Конрад, а что если какой-нибудь новый «Моисей» снова задумал встряхнуть свой народ? Отчего-то же Хаим Вейцман продолжает живо интересоваться ходом дел в наших лагерях? Зная о том, что там происходит, он все равно выделяет на их развитие деньги из своего фонда.

       — Макс, — стараясь выглядеть беспристрастным, сухо спросил Бауэр, — я повторюсь — зачем?

       — Собрать свои силы, почистить кровь! Убрать всех немощных и недоевреев в Европе, Азии, в Америке и завоевать себе где-нибудь клочок земли. …Может быть не сейчас, позже, лет через десять-двадцать, это ведь по-прежнему народ-скиталец, не имеющий родины.

       Обер-лейтенант неуверенно замотал головой:

       — В это слабо верится, Зела, — растягивая слова, сказал он. — Даже такой мощной и отлаженной военной машиной как Германия, как видите, это сделать не так-то и просто. Оттого мы слегка увязли тут, под Киевом…

       — Так ведь весь вопрос: какой клочок земли, Бауэр? — напирал на свое гауптштурмфюрер. — Германия сейчас вступила в схватку за очень большой ломоть, а семитам, кто знает, возможно, вполне будет достаточно и малого…

       Конрад пристально смотрел в глаза гауптштурмфюрера, продолжающего в это время приводить ему свои весьма спорные доводы и вдруг поймал себя на мысли, что подспудно старательно отыскивает во взгляде Зела искорки пламени душевного расстройства. «Нет, ничего «такого» не вижу, — рассуждал про себя Бауэр. — Тогда какие у него цели? Зачем понадобилась эта остановка в поле? …А что, если говоря мне о неком глобальном семитском спектакле, этот ушлый «кадровик» сам сейчас разыгрывает передо мной какую-то пьесу? Если убрать за рамки то, что на него произвел неизгладимое впечатление мой швейцарский доклад, то это может быть заурядная проверка сотрудника, проходящего по дисциплинарному делу. Почему нет? Вполне! Просто в отличие от обычных «игр» управления, эта блестяще упакована. Еще бы, это ведь уровень не рядового сотрудника D2, а планка руководства!»

       Бауэр прекрасно знал, какие ушлые волки провокаций работают в главном управлении имперской безопасности. D2, равно, как и другие отделы, распускали свои щупальца по всем управлениям, словно спрут держа под контролем все вокруг.

       Нужно было как-то выкручиваться, чтобы каждое сказанное тобой слово потом не обернулось против тебя…

       — Я всего лишь археолог, — пожав плечами, сказал Бауэр в тот миг, когда гауптштурмфюрер замолчал, ожидая продолжения диалога. — Все это для меня слишком сложно…

       Зела моментально натянул на лицо лукавую улыбку:

       — Ах да, — наигранно вспомнил он, — я и забыл! Вы же сразу сказали, что после своего швейцарского доклада больше не занимались еврейским вопросом. Выходит, я зря сотрясаю небеса. Вот пустомеля, правда? …М-да, жаль, очень жаль, — добавил он, — что ж, тогда продолжим путь, обер-лейтенант? Руки за спину! К машине…

       Это был очень нехороший день. Спроси сейчас у Петрухи: «о чем ты думал, когда лез вглубь хода, найденного за сараем агронома? Зачем тебе сдался тот меч?» — ответа не будет.

       Знал же, что кругом немцы, что станут искать… Сейчас, лежа на своем сундуке в темном доме и вспоминая то, что его заставило это сделать, расстроенный оголец только машинально пожимал плечами. На него в тот момент словно сошел какой-то морок. Помнится, мать рассказывала ему о том, что такое наваждение может поднять человека ночью с постели и увести бесследно куда-то вслед за луной. А еще может замутить ему голову и отправить к реке, чтобы безо всякой причины утопнуть. Что-то похожее случилось вчера и с ним. Петрок вдруг понял, что ему нужно идти в подземный ход и не было у него в сердце ни страха, ни каких-либо сомнений.