Хватка (СИ)

       В наших землях много нас вот так же ждет своего часа. Случится беда на Руси, почует земля, как поливает супостат ее кровью внуков Божьих, тот час же мы, велением старых Богов, достаем свои мечи и идем воевать.

       — А как же ты вернешься в курган? — обеспокоился Петрок. — Немцы тракторами его начисто с землей сравняли…

       — Меня же не тронули, — хитро подмигнул Синегор. — Стою, как и раньше, во весь рост, за тем сараем, только голова чуть в стороне.

       — А где же твой меч? Ножны-то пустые. Как ты дальше воевать-то без него будешь?

       Великан, глядя на Петруху, неторопливым жестом ощупал пояс:

       — А все потому, что ныне и я лишь ножны, — с улыбкой ответил он. — В этой сече ты будешь Божьим клинком, а пес, что поймал в бою и заключил в себе вышедший на волю ярый огонь, стал рукоятью…

       — Я? — опешил Петруха. — Да как же?

       — Я позвал тебя, ты отыскал вход в курган и сделал так, что ворог теперь сам понесет мой меч к себе в город-берлогу. С тем ему конец и придет. Да только…, на том война не завершится. Из этой берлоги уж давно ушел хозяин, а вместо него во множестве расплодились змеи. Разделится каменной стеной то место, что брошено сильным зверем, а растревоженные змеи расползутся по всему белу свету и напоят своим ядом многие реки. Воевать нам еще и воевать.

       — Меня дед и мать не пустят воевать, — вздохнул Петрок, — да и хвораю я…

       — А вот, — снял великан с пояса свою походную флягу в полведра и поставил к ногам Петрухи, — на-ка, пей, — отворачивая туго притертую пробку, приговаривал он, — сколь только одолеешь. Это сурица горная. После нее ни одна хворь тебя не возьмет. Ну же…

       Петрок взялся за широкое горлышко, стал на колено и наклонил баклагу к себе. В нос дохнуло сладкими травами, медом и чем-то таким приятным, что губы сами потянулись к сурице. Он пил и пил, чувствовал, что уже напился, но все равно глотал чудесный напиток до тех пор, пока не уперся переносицей в холодный рубец горловины…

       — Ой, да он же горит весь, — донесся откуда-то голос матери и Петрок открыл глаза.

       В доме уже было темно. На лбу у него лежало мокрое полотенце, а рядом сидела мать и гладила его руку.

       — Пропотел весь, — вздыхала она, говоря это куда-то в сторону.

       — Перескочил значит, — отозвалась из темноты бабка Мария, — переберуся його і нехай далі спить. Тепер піде на поправку.

       — А где дед? — попытался подняться Петрок. — Мне ему надо рассказать. Я такой сон видел!

       — Спит уже дед, — успокоила его мать, — все спят. Завтра расскажешь, снимай рубаху…

        (Польск.) Юноша.

        Дiд — родовое божество у Славян, а отсюда дед — тот, кто со временем собирается стать Дiдом — родовым заступником потомков. 

        Во многих местах до сих пор слово Русь имеет древнее значение и означает — светлое место. Например, говорят: «пойду, поставлю квас на русь, пусть прогреется». Поставить на русь здесь — буквально, поставить на светлое место, причем само «светлое» используется во всех смыслах слова. Отсюда и слово русый — светлый. Заяц — русак и т.д. 

        Священный напиток, настоянный особым способом на солнце.

        (Укр.) Переодень его и пусть дальше спит. Теперь пойдёт на поправку.

       часть 2 глава 9

ГЛАВА 9

       В эту ночь Петруха спал крепко и без сновидений. Утром, не в силах открыть глаза, он, словно откуда-то издалека, услышал шепот и тихий говор домашних:

       — Охо-хо, — всхлипывая, шептала мать, — куда ж им? Мать чуть живая, а еще и Яринке от немцев достанется. Какие там работы, в той в Германии? Там что, работать некому?

       — Видать некому, — отвечал дед, — слышал от пана Юзефа, что немцы нахватались зараз земель столько, что толком не знают, что с этим всем делать, …чтоб уже им подавиться, проклятым. Правильно говоришь, и мое сердце чует, что с девчушкой сотворят то же самое, что и с матерью. Нельзя ее отпускать. Люба сама только-только в себя пришла. Ой, горюшко-горюшко.

       — Ти чув, що цей пан сказав? — вздохнула и бабка Марья. — Всім розповідали біля правління, і тільки до нас приходив сам поляк. Про Петруху запитує і тут же: "У Пустовых мати хворіє, доведеться забирати доньку на роботу, якщо ніхто не погодиться підмінити". Так, рік-два, з їжею і заробітком воно для молодого хлопця і не погано, але щось дуже круто беруть.

       — Он еще и мне говорил, — заметила мать.

       — Когда? — скрипнув табуретом, дернулся дед.

       — Я ж его до калитки проводила.

       — И что?

       — Ничего…, — тяжко вздохнула мать, — так расписал, что хоть самой собирайся в эту Германию. Спросила, чего не со всех дворов молодежь берут, так ответил, что потом еще будут отправлять. А так, если, говорит, ваш парнишка заменит дочку агронома, то когда придет следующая разнарядка, то у вас уже и брать некого, а ее не тронут, поскольку она была в первом списке.

       — Так про Петруху и сказал?

       — Дедушка, — попрекнула непонятливого старика мать, — так он только за тем и приходил к нам! Им до какой-то чертовой надобности очень нужна та собака. Пан говорит, что она не ест и не пьет. Видно пограничники так ее научили, что издохнет, а из чужих рук еды не возьмет. Если Петро поедет с ними, немцы обещают его с Дунаем на весь год или даже на два оставить, чтоб присматривал за собакой.