Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Однако такой альянс долго не просуществовал (если он вообще существовал иначе как на бумаге). Вскоре, как мы увидим, приказы с подписями Пятакова и если не Павленко, то Петлюры стали прямо противоречить друг другу. Большевики встали на путь борьбы с Центральной Радой, но как именно это делать – мнения расходились. «Всякий раз, – вспоминал Пуке, – когда нужно было быстро разрешить тот или иной, не терпящий отлагательства, боевой вопрос, начинались длительные споры и рассуждения, благоприятный момент упускался и положение потом уже поправить было трудно». Эта несогласованность отражалась и на работе Военно-Революционного комитета, под председательством Леонида Пятакова. Большинство членов этого комитета входило в партийный Комитет и обязано было выполнять его постановления, несмотря на то, что сам Пятаков часто с ними не соглашался{654}.

В одном вопросе большевики были, по-видимому, единодушны: они настаивали на том, что «белогвардейцев», за несколько дней до того сражавшихся против них, необходимо было разоружить и желательно задержать. Сам термин «белогвардейцы», насколько нам известно, появился в те же дни, в конце октября по старому стилю, но не в Киеве, а в Москве. Немногочисленный отряд молодежи (несколько сотен студентов и гимназистов), сражавшийся против большевиков, получил название «белая гвардия»{655}, в противоположность «красной гвардии». Само же противопоставление этих двух цветов возникло в период – разумеется! – французской революции. Революционеры использовали красный флаг изначально в качестве сигнала опасности, а с течением времени он стал символизировать само революционное движение. Монархисты использовали белое, королевское знамя{656}. Итак, к белогвардейцам большевики причисляли «всех, кто не с ними». В Киеве тех дней это были юнкера, казаки, ударники, а также чехословацкие части, находившиеся тогда в городе. Центральная Рада требовала, чтобы большевики не настаивали на их разоружении, юнкерам же предлагала вступать в украинизированные военные училища. Большевики, выяснив, что казаки, чехословаки и ударники, уйдя из города, устроили штаб-квартиру в Кадетской роще (по соседству со зданием Кадетского корпуса), вознамерились было выбить их оттуда. Послали отряд с бронемашинами, под командой прапорщика Соколова, который ночью подошел к мостам над железной дорогой, но обнаружил, что подходы к расположению противника заняты постами, вооруженными пулеметами. Не располагая достаточными для наступления силами, отряд вернулся на Печерск{657}.

Пуке полагал, что в распоряжении Военно-Революционного комитета «было достаточно преданных Советам и партии большевиков войск, чтобы окончательно утвердить власть Советов» (впрочем, как мы вскоре увидим, власть большевиков и власть Советов в тогдашнем Киеве – не одно и то же). «Однако, – продолжал он, Киевская парт[ийная] организация полагала, что лучше подождать, пока Центральная Рада сама окончательно “дискредитирует” себя в глазах масс с тем, чтобы одолеть ее без особых усилий. Случилось обратное. Не прошло и месяца, как Рада, пользуясь нашей нерешительностью и ошибками, допущенными в начале ноября, временно нас одолела»{658}.

Как воспринимали это зарождавшееся украинско-большевистское противостояние киевские обыватели? Дадим слово одному из свидетелей – Михаилу Кольцову (Моисею Фридлянду), впоследствии советскому журналисту, которого трудно заподозрить в излишних симпатиях к Центральной Раде:

С момента октябрьского переворота генеральный секретариат захватывает власть на Украине. Сторонники «единой и неделимой», кадеты, меньшевики и эсеры сквозь пальцы смотрели на этот невиданный доселе сепаратизм. Владычество Грушевского и Винниченко коробило, но было терпимее господства большевиков и московского [sic]Совнаркома{659}.

К слову, напечатано это было в 1921 году в городе (если верить выходным данным книги) под названием «Петербург» (!).

Михаил Кольцов (1898–1940)

Не припомнил ли Сталин Кольцову эту или подобные фразы в 1938 году?..

Новая власть в Киеве