Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Действительно, Пятаков и Павилайтис (им двоим, наряду с Пуке, было поручено непосредственное руководство операциями) пытались пробиться к своим частям на Печерске, но встретили украинскую пехоту, занимавшую улицы и продвигавшуюся к Цепному мосту. Тогда они попытались попасть на полигон, но не добрались и туда{855}. Утром членов депутации, отправившейся на полигон, арестовали на Цепном мосту. В числе задержанных оказались: Пятаков, председaтель областного комитета советов рабочих и солдатских депутатов Эрлихерман, секретарь рабочей секции Исполкома Совета Голубенко, председатель профессионального союза металлистов Горбачев и другие. Задержанных доставили в штаб полка имени Богдана Хмельницкого{856}. Затем по крайней мере Пятакова, по всей видимости, перевели в помещение Центральной Рады.

Что сделали бы большевики, поймав «на горячем» группу деятелей, готовивших против них восстание (пусть на то и не было юридических доказательств)? Зная реальную историю, можно с уверенностью сказать: провести под арестом несколько дней – самое легкое, что могло бы ожидать повстанцев. Украинцы поступили иначе.

Президиум Центральной Рады, узнав, что арестованного Пятакова держат в помещении Рады, послал запрос на имя председaтеля Генерального Секретариата, т. е. Винниченко:

До відома президіума Центральної Ради дійшло, що дня 30 листопада в помешканню Центральної Ради був задержаний під арештом впродовж трьох годин, ніби то з наказу Генерального Секретарі́ату, громадянин Леонид Пятаков. Вважаючи недопустимим, щоб помешкання Ц[ентральної] Ради робилось місцем чийогось задержання, просимо Генеральний Секретаріат негайно розслідити, з яких важних причин і з чийого наказу був задержаний громадянин Пятаков і яким правом місцем його задержання зроблено пробуток найвищого законодатнього органу України{857}.

И Винниченко отреагировал мгновенно. Он отдал коменданту штаба округа приказ: «Немедленно освободить всех задержанных во время разоружения частей». В тот же день, 30 ноября (13 декабря), Пятакова и всех остальных задержанных освободили{858}.

И это, естественно, дало им психологическое преимущество.

В официальном сообщении Генерального Секретариата от 30 ноября (13 декабря) утверждалось: «Приклад братовбивчої, крівавої війни в Петрограді, Москві та й самому Київі, погрози віддати на розгром безвинне населення Київа примусило Генеральний Секретаріат одібрати зброю у найбільш анархистичних частин і деякі з них навіть вислати за межи Української Народньої Республіки»… но следующая же фраза звучала так:

Під час роззброєння військовими Українськими частинами було випадково [! – С. М.], без наказу Генерального Секретаріату затримано деяких членів воєнно-революційного Комітету, але в сей же день випущено{859}.

Формальных доказательств подготовки восстания в Киеве Генеральный Секретариат не представил. К тому же «признались», что Генеральное секретарство военных дел узнало о разоружении большевистских войск только утром 30 ноября (13 декабря), т. е. post factum{860}. Выходило так, что это разоружение было чем-то вроде самоуправства Капкана, без ведома Петлюры. Большевики выглядели чуть ли не «невинно пострадавшими». И они, разумеется, этим воспользовались.

Того же 30 ноября (13 декабря) Исполком Совета рабочих депутатов, по согласию с центральным советом фабрично-заводских комитетов и центральным бюро профессиональных союзов призвал ко всеобщей забастовке с политическими требованиями к Генеральному секретариату:

1) Обратное вооружение разоруженных частей;

2) Пропуск на Дон большевистских войск;

3) Задержание следующих на Дон казачьих эшелонов{861}.