Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Из этого, правда, почти ничего не вышло. Городской голова Рябцов издал обращение к гражданам Киева, поддержанное городской думой, в котором призвал не допустить нарушения деятельности важнейших городских предприятий – электростанции, водопровода, канализации{862}. Рабочие городского трамвая, водопровода и электростанции действительно не поддержали забастовку. На ряде заводов и фабрик собрания рабочих вынесли резолюции против забастовки. Высказались против нее и все социалистические партии, исключая большевиков. Всего в забастовке приняли участие, по разным сведениям, от 15 до 22 тысяч рабочих. Не примкнули к стачке рабочие газетных типографий, и 1 (14) декабря вечерние газеты вышли. Только вечером этого же дня газетные рабочие, под давлением, все-таки прекратили работу, из-за чего, как утверждала «Киевская мысль», на следующий день утром вышел только «Киевлянин». «Интересно отметить, – съехидничал корреспондент, – что это уже во второй раз в течение последних недель город и край, благодаря мудрой политике большевистского правления союза печатников, оставляются на исключительное попечение правой газеты».

«Киевская мысль» слегка согрешила против истины. 2 (15) декабря вышла одна более чем левая газета: первый, он же последний номер «Известий стачечного комитета». Но число бастующих в этот второй день стачки значительно уменьшилось. Рабочие типографий на общем собрании в тот же день (присутствовало 116 человек) выразили резкое несогласие с большевистской политикой членов правления союза рабочих печатного дела и потребовали его переизбрания. Подавляющим большинством голосов (2 «против», несколько воздержавшихся) было принято воззвание, которое заканчивалось, ни много ни мало, словами: «Долой насильников-большевиков, разрушителей, губителей народа и рабочего класса!»{863}

Видя, что продолжать бесполезно, стачечный комитет принял решение прекратить акцию. В воззвании о ее прекращении говорилось: «Цель достигнута. Стачка-протест закончена. Пусть опять начнут работать фабрики и заводы, пусть пролетариат опять оживит замершие машины». Каким образом была достигнута цель, оставалось непонятным. Генеральный секретариат и не подумал выполнить ни одного из требований бастовавших. Последние просто попытались «сохранить лицо», сделать хорошую мину при плохой игре{864}.

Тем не менее киевские большевики возобновили давление на Центральную Раду – а через несколько дней к делу подключились их петроградские покровители, в гораздо более серьезном масштабе.

2.2. Компромисс невозможен (декабрь 1917 – январь 1918)

Центральная Рада против Петрограда

«По горячим следам», вечером 30 ноября (13 декабря), в зале Купеческого собрания состоялось общее собрание Совета рабочих и солдатских депутатов. По всей видимости, то самое, которое ранее было намечено на предыдущий день. Теперь главной его темой стало разоружение большевистских частей.

Явка побила все рекорды: на заседание явилось около 700 депутатов. Традиционно начали с выборов председателя собрания. Выиграл голосование большевик Андрей Иванов (383 голоса «за» – большевики и украинские социал-демократы), против Смирнова (312 голосов «за» – российские и украинские эсеры, меньшевики, бундовцы).

Представитель окружного Совета солдатских депутатов заявил решительный протест против разоружения неукраинских частей. С одной стороны, он возражал не против отбора оружия у большевиков как таковых, а против «конфискации украинскими военными властями оружия и артиллерии, принадлежащих всей российской армии»; с другой стороны, он сообщил, что окружной Совет «пожаловался» на это в Ставку (Крыленко) и Совету народных комиссаров{865}.

Выступило несколько представителей разоруженных частей. Литвин от 3‑го авиапарка: «В Октябрьские дни парк храбро бился против штаба, и этот парк теперь разоружен и разграблен. Я видел много ужасов, но никогда я не видел такого зрелища разгрома. Я не призываю вас протестовать. Пора протестов прошла. Надо начать вычищать конюшни»… Представитель 5‑го авиапарка: «В два часа ночи к нам пришла толпа украинских солдат и выбросила нас с наших матрацов на холодную улицу. К вечеру прибыл к нам, стоящим на улице, великолепный поручик и погнал нас под угрозой двух сотен казаков на вокзал»{866}. (Впрочем, раз оратор в тот же самый вечер попал на заседание, то по крайней мере лично ему удалось избежать участи «чемодан – вокзал – Россия».)

Но самые бурные дебаты вызвал вопрос, о который Совет ломал копья и до того – об отношении к Центральной Раде.

Евгения Бош (1879–1925)

Дмитрий Чижевский (1894–1977)

Ян Гамарник (1894–1937)