Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

В ночь на 21 января (3 февраля) украинцы поставили пушки на Московской и Александровской улицах и стали бить по Арсеналу прямой наводкой. Заводские стены дрожали и крошились от артиллерийского огня.

Артиллеристам помогали стрелки, поставившие пулеметы на крышах близлежащих домов и бившие непосредственно по защитникам. Арсенальцы провели собрание, на котором констатировали бесполезность дальнейшего сопротивления. Решено было прекратить огонь и покинуть завод. Часть защитников, в том числе Чайковский, ушла через водосточные коллекторы ходы к Днепру и дальше по мостам в Дарницу, где примкнула к советским войскам, наступавшим на Киев с левого берега. Другая часть осталась до конца. По утверждению Чайковского, оставшиеся в конечном счете все-таки вступили в переговоры с украинскими войсками, и им было обещано освобождение после сдачи оружия{1227}, но…

Дикую расправу устроили над ними гайдамаки. Их кололи штыками, рубили саблями. Во дворе гайдамаки захватили токаря Александра Иваненко. Его били прикладами, а затем саблей отрубили обе руки, ноги и проткнули рот штыком. По-зверски убили шестидесятилетнего Зайцева. Многих расстреливали в упор или рубили саблями. Не щадили ни женщин, ни раненых. С перевязочного пункта выгнали раздетыми на мороз раненых и прикончили штыками. Дружинниц, медсестер раздевали и били шомполами… Потом всех захваченных арсенальцев вывели на Никольскую улицу. Перед ними выставили десять пулеметов. Петлюровский офицер прошелся вдоль шеренги и приказал:

– А ну-ка, кто пулеметчики – шаг вперед!

Вышло несколько человек. Их здесь же расстреляли. Стали отбирать большевиков. В то время подьехал автомобиль с французским флагом. Из него выскочили какие-то офицеры и гражданские. Прибывшие о чем-то переговорили с петлюровскими офицерами. Прозвучала команда: «Становись по четыре!», и под усиленной охраной арсенальцев повели к казармам, расположенным около Лавры{1228}.

Чайковский, как мы помним, сам при этом не присутствовал – то есть он рассказывал с чужих слов. Его соратник Роман Кочергин был, судя по его словам, непосредственным участником событий: