Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Найти компромиссное решение оказалось несложно. Обе стороны понимали, что согласие в их интересах. Остановились, в общих чертах, на следующем: временно признать территорией украинского краевого управления девять губерний (таким образом de facto согласившись на автономию Украины); в дальнейшем эта территория могла бы быть изменена в соответствии с желанием населения, выраженным на всеобщих свободных выборах{314}.

После переговоров с представителями Центральной Рады, проходивших за закрытыми дверями, Церетели и Терещенко около 10 часов вечера прибыли во дворец (Некрасов по окончании переговоров уехал из Киева). К 10½ часам приехал Керенский, которого традиционно встречала огромная толпа. Военный министр поднялся на балкон и произнес приветственную речь. В 11 часов началось объединенное заседание исполнительных комитетов с участием трех министров. Открыл заседание Доротов, затем выступили Незлобин и Таск. Первым из гостей произнес речь Церетели, рассказавший о достигнутом соглашении и о предстоящей подготовке к осуществлению автономии Украины. Его речь вызвала бурные аплодисменты. Следующим произнес речь Керенский. По ходу выступления он предложил почтить память погибших за революцию.

Когда все снова уселись, А. Ф. Керенский продолжал:

Я видел великий подъем первого дня наступления, я видел, как под страшным свистом смерти наши товарищи и братья с кликами «да здравствуeт свобода, да здравствуeт революция» бросались в огонь…

А. Ф. Керенский сильно волнуется, нервная спазма сжимает ему горло и он не в состоянии говорить. Спустя 2–3 минуты, несколько оправившись, он продолжает:

Я видел, как падали те, кто верил в революцию. И после этого мы обязаны сделать так, чтобы эта кровь, эти жертвы не сделались жестокими и бессмысленными. <…> Великую ответственность берут на себя те, которые думают бороться с наступлением армии, и великий грех совершают те, которые это наступление своей пропагандой задерживают.

После Керенского с короткой речью выступил Терещенко, указав на то впечатление, которое «наступление Керенского» произвело за границей.

Заседание закончилось около 1½ часов ночи. Министры под гром аплодисментов покинули дворец и отправились на квартиру Терещенко (на Бибиковском бульваре, 34), где они остановились.

30-го июня (13-го июля) Керенский посетил заседание Киевского губернского продовольственного комитета. Присутствовавшие произносили приветственные речи и уверяли министра в своей лояльности. «Особенно радуют меня приветствия, произнесенные на братском украинском языке», – заявил в ответной речи Александр Федорович. (Надо сказать, что в своих воспоминаниях он выразился в несколько ином тоне. Единственное упоминание, которого удостоились «братья» в его мемуарах, посвященных этому периоду, – это подстраничное примечание: «Я полностью опускаю здесь историю борьбы Временного правительства с сепаратистским движением на Украине и вообще вопрос о национальных меньшинствах»{315}.) Сорвав очередной гром аплодисментов, министр покинул собрание и в автомобиле отбыл из Киева на фронт.

До окончательного провала наступления Керенского оставалось четыре дня.

Параллельно с переговорами в Киеве шло заседание Временного правительства в Петрограде. По требованию министров-кадетов это заседание перенесли в помещение главного телеграфа – чтобы получать телеграммы из Киева «в режиме реального времени». Князь Львов опасался, что, если делегация заключит соглашение, правительство не сможет противостоять его осуществлению. Но члены делегации успокоили министров, сообщив им, что Центральная Рада предупреждена: в Киеве готовится лишь проект соглашения{316}.

Оставшиеся в Киеве Терещенко и Церетели, совместно с украинцами, «склеили» (по выражению Грушевского) текст декларации, которую Временное правительство должно было утвердить, а Центральная Рада после этого – принять как свой Универсал. После этого разошлись: министры – докладывать в Петроград, генеральные секретари – получать санкцию Центральной Рады. В тексте декларации содержалось обязательство Центральной Рады прекратить «самовольное осуществление автономии» до Учредительного собрания. Украинцы, естественно, были не в восторге от такого пункта. Но, полагал Грушевский, «уставити союз, хоч би на такій лихій підставі, з соціалістичними партіями російськими і спеціально київськими, заручитися поміччю їх провідників в ділі автономії і спільно з ними дати бій кадетам і всім іншим ворожим українству елементам – се здавалось цінним». На заседании Центральной Рады Грушевский промолчал. Он принципиально не хотел защищать такую декларацию, но и выступать против, в силу вышеизложенного соображения, не хотел. Выступил Винниченко. Украинская сторона декларацию приняла{317}.