Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Думский зал неузнаваем. Опрокинуты кресла. Разбросаны стаканы, бумаги, пепельницы. И над всем этим висит какой-то дикий вопль <…> К некоторым гласным, в том числе к гл[асному] прот[оиерею] Колпикову, подбегают женщины, изрыгающие страшнейшие циничные ругательства с обращениями на «ты». <…>

Делегатка. У нас ничего нет, у нас отняли мужей, которые защищают вас. Они защищают только вас, защищают ваши семиэтажные и 11-этажные дома [возможно, намек на соответственно дом Грушевского и «небоскреб Гинзбурга»; последний на момент постройки был самым высоким небоскребом в Российской империи. – С. М.] У нас же дома только разбитые горшки и гнилые подвалы, в которых мы наживаем только болезни.

Разыгрывается новый скандал, который продолжается в духе прежнего около получаса. Разница только та, что теперь жены запасных уже нападают и бросаются с кулаками и на социалистов, которых они ругают «жидами»{454}.

Жен запасных пытались успокоить Рябцов и Дрелинг… «Старый революционер» Николай Синьковский взял слово и попытался объяснить: «Все, что вы хотите, мы вам дадим, но не теми мерами, которые вы принимаете, хотя бы вы нас отсюда потащили на виселицу». Речь его была встречена аплодисментами думы… а жены запасных набросились на оратора, которого с трудом удалось отстоять. Шульгин утверждал, что побили и самого Рябцова. Запомнил он слова, обращенные лично к нему:

– Вот придем мы к вам, господин Шульгин, в ваши теплые квартиры, когда будет мороз. Посмотрите…

Я привстал и ответил:

– Пожалуйста, приходите. Если у меня будут дрова к тому времени, поделюсь с вами.

Но тут силы ей изменили. Она зарыдала и упала на пол. Остальные женщины подняли вой и закричали: «Вот до чего довели!»

Скандал в конечном счете удалось унять лишь с помощью полиции, которая, по выражению того же Шульгина, «высвободила Городскую Думу»{455}. На следующий день его коллеги, гласные от внепартийного русского блока, подали заявление председателю думы. Работать в подобных условиях, под грубым давлением толпы, заявители считали невозможным и противным самой идее городского самоуправления – и заявляли, что в случае повторения подобных инцидентов в заседаниях думы, вплоть до установления порядка, участвовать не будут{456}. Порядка в дальнейшем было больше.

Корнилов и Киев

В Петрограде в конце августа (по старому стилю) была предпринята последняя перед октябрем попытка «навести порядок» в масштабе страны. Речь, разумеется, о корниловском выступлении.

Генерал от инфантерии Лавр Корнилов резко возвысился после провала наступления Керенского. 8 (21) июля он сменил генерал-лейтенанта Алексея Гутора на посту командующего Юго-Западным фронтом, а 18 (31) июля был назначен Верховным Главнокомандующим Русской армии. Как любой крупный военачальник, он не мог не понимать, что происходит с армией и к чему движется ситуация. Не только Корнилов, но и члены Временного правительства вполне осознавали опасность захвата власти большевиками, которые «потренировались» на этот предмет в начале июля. 20 августа (2 сентября) Керенский согласился на объявление военного положения в Петрограде и окрестностях и на ввод войск в столицу «для “реального осуществления этого положения”, т. е. для действительной борьбы с большевиками. <…> Казалось, что Керенский окончательно и бесповоротно становится на дорогу, указанную ген[ералом] Корниловым», – вспоминал Борис Савинков{457}. Предполагалось, что и военная, и гражданская власть в Петроградском военном округе будет принадлежать Корнилову, хотя сам Петроград останется в ведении правительства.