Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Контррозвідка бушувала. Роззухвалений «Киевлянин» смалив контрреволюційні артикули Шульгіна та його двійника «Алексея Єжова», і вся київська чорносотенщина мобілізувалась, почуваючи, що приходить свято на її вулицю. Анархія й безрадність офіційних органів осмілювала їх. <…> Київ був наповнений різним неукраїнським військом, яке тільки чекало знаку згори, щоб зробити «хохлам» кінець. А нагорі стояли такі наші приятелі, як Оберучев та бувший спілчанин і ворог українського руху Кириєнко. Ми жили з дня на день, не знаючи, «що день грядущий нам готує», і не раз мене виводили товариші на нічліг куди-небудь поза хату, побоюючись загального трусу і арештування{462}.

Однако провалившейся корниловский путч сыграл украицам на руку. Арестовали не Грушевского, а его политического противника.

Уже достаточно привычной к тому времени реакцией на какую-либо угрозу «сверху» было создание нового комитета. Этот раз не стал исключением: 27 августа (9 сентября) на объединенном заседании Советов рабочих и солдатских депутатов был создан Особый комитет по охране революции, который тут же разослал в целый ряд городов телеграмму: «<…> Организуйте, по примеру Киева и других городов, совместно с представителями всей революционной демократии, комитет охраны революции. Телеграфируйте о поддержке временного правительства. Сообщите нам положение на местах»{463}.

Но рассылками телеграмм деятельность по охране революции не ограничилась. Рано утром 28 августа (10 сентября) в типографию Кушнерева, где печатался «Киевлянин», явились представители милиции и Советов рабочих и солдатских депутатов, для производства обыска. Управляющий типографией потребовал предъявить письменный мандат, за которым депутатам пришлось поехать на автомобиле. Привезя мандат, проведя обыск и не обнаружив ничего предосудительного, они переместились в контору «Киевлянина», где обнаружили давно уже составленный Шульгиным «Протест против насильственной украинизации Южной Руси», отпечатанный на листках для сбора подписей (списки подписавших печатались в газете в течение многих недель). Обыскивавшие предложили редактору «Киевлянина» дать расписку в том, что он не будет распространять этих листков без разрешения Исполнительного комитета совета солдатских и рабочих депутатов. Тот написал на этой бумаге:

В Киеве имеются власти военные – в лице начальника округа, гражданские – в лице комиссара Временного Правительства – их распоряжениям подчинюсь, никаких советов не знаю. В. Шульгин.

Захватив с собой листки с протестом, милиционеры и депутаты удалились{464}.

В 9 часов вечера того же дня в редакцию «Киевлянина» явились представители Комитета по охране революции и заявили, что им поручен просмотр гранок газеты. Редакция отнеслась к этой инициативе с пониманием. На следующий день, 30 августа (12 сентября), на первой странице «Киевлянина» были анонсированы статьи «Киев, 29-го августа 1917 г.» В. Шульгина{465} и «Впечатления» А. Ежова{466} – но вместо текста самих статей были большие белые колонки: материалы не пропустила цензура. Номер за 31 августа (13 сентября) вышел на двух полосах вместо обычных четырех, причем вторая полоса была заверстана только до половины: не хватило материалов. Полторы полосы были заполнены телеграммами из Петрограда, Парижа, Житомира и других городов, а собственно киевских новостей было ровно две: сообщение о приостановке газеты «Киевлянин», согласно распоряжению Комитета по охране революции в г. Киеве, и короткая заметка: