Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

С поддержанием порядка, однако, становилось все хуже. Продолжалась и ширилась вольная трактовка военнослужащими понятий о дисциплине. В отсутствие чинопочитания солдаты почувствовали безнаказанность и «свободу действий». 1 (14) октября толпа солдат на Александровской улице, на Подоле, вознамерилась устроить самосуд над поручиком Николаем Понченко. Лишь энергичное вмешательство заведующеги участком спасло офицера; его пришлось спрятать от толпы в кофейне, откуда милиционер Подольского района, переодев поручика в свою шинель (!), через черный ход вывел его и проводил на квартиру на Крещатике… Двумя днями ранее на том же Подоле на толкучий рынок явилось около ста вооруженных солдат-украинцев и стали проводить обыски у владельцев мануфактуры и готового платья. На естественный вопрос, по чьему разрешению производятся обыски и почему в таковых не участвует милиция, был получен ответ: «По предписанию Рады». Спорить с вооруженными людьми сложно. Солдаты унесли с собой офицерскую одежду, шинели, шаровары и мундиры{487}…

На этом фоне сравнительно безобидно выглядели забастовки – впрочем, до тех пор, пока они не представляли серьезной угрозы городскому хозяйству. Еще в июле прошла забастовка дворников и швейцаров (причины были чисто экономическими: бастующие требовали улучшения своего материального и правового положения). Комиссару по охране труда Александру Спицыну удалось достичь предварительного соглашения с профсоюзом дворников и швейцаров, и забастовка была прекращена{488}. Но 14 (27) сентября она возобновилась. «И опять дворы и улицы остаются неметенными, опять везде сор и грязь. Ворота и парадные ходы остались на ночь открытыми и ход был свободным для всех. Лифты во всех домах опять почему-то остановлены <…>», – сетовал корреспондент. Вполне в духе времени, дворники предпочли вместо работы устроить на Крещатике манифестацию с плакатами и пением революционных песен{489}. Поводом к новой акции стало то, что городская дума отложила на несколько дней (!) рассмотрение и утверждение обязательных постановлений, регулирующих отношения между домовладельцами и дворниками и швейцарами{490}. На этот раз дума отреагировала мгновенно: постановления были приняты уже на следующий день, в заседании 15 (28) сентября{491}, что и успокоило бастовавших.

Экономическими требованиями были обусловлены состоявшиеся почти подряд две забастовки трамвайных служащих. Они требовали повышения зарплаты в размере от 25 % до 80 % – так, вагоновожатые и кондукторы должны было получать 240 рублей в месяц. Была создана согласительная комиссия, с участием управляющего отделом взаимоотношений министерства труда Ивана Майского (того самого, который в советское время был послом в Великобритании), однако служащие, даже не дожидаясь начала работы этой комиссии, 25 сентября (8 октября) объявили забастовку – правда, приостановленную на следующий же день. Комиссия выработала проект коллективного договора между служащими и Обществом Киевской городской железной дороги, но Общество задержало его подписание, и 5 (18) октября служащие вновь забастовали. Договор был тотчас же подписан, и на следующий день забастовка закончилась{492}.

В те же дни могла состояться существенно более серьезная – всеобщая забастовка. Вопрос о таковой был поставлен 17 (30) сентября на конференции представителей фабрично-заводских комитетов, созванной специально для решения вопроса о забастовке. И здесь речь шла о борьбе за коллективный договор. Забастовка не состоялась. Однако на конференции прозвучали характерные фразы: «Вместе с тем, считая, что при установившейся буржуазной власти рабочие никакого значительного улучшения своего экономмического положения добиться не могут, конференция признает неизбежным и необходимым перенесение экономической борьбы в область борьбы политической и требует немедленного перехода всей власти в руки пролетариата, крестьян и солдат, каковые единственно могут довести до конца дело борьбы рабочих за лучшее будущее»{493}…

Как уже сказано, «буржуазные» власти заметно «полевели» и помимо таких требований – как следствие корниловского мятежа. На этой почве, казалось, возможен новый компромисс между Петроградом и Киевом. Действительно, уже 2 (15) сентября Временное правительство утвердило состав Генерального секретариата, в составе семи человек, во главе с Винниченко{494}. Любопытно, что генеральным секретарем межнациональных дел стал Александр Шульгин, чей отец, Яков, был двоюродным братом Василия Шульгина.

В Петрограде, в свою очередь, одновременно с провозглашением республики, 1 (14) сентября, образовалась Директория (она же «Совет пяти») – временный чрезвычайный орган власти, коллегия из пяти министров (Александр Керенский, Михаил Терещенко, Александр Верховский, Дмитрий Вердеревский, Алексей Никитин). Директория просуществовала меньше месяца и была распущена 25 сентября (8 октября), с образованием третьего коалиционного правительства.

Василий Шульгин и здесь высказался скептически: