Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

– Я глубоко убежден, – говорит г. Петлюра, – что Россия стоит на краю пропасти. Спасти ее может только обращение к живым источникам еще не изжитой бодрой силы отдельных народностей России. Представитель временного правительства сказал здесь вчера, что все народы России ныне одинаково державны. И я считаю, что все народы России должны осуществить свою волю. Ведь мы – украинцы, латыши, эсты, евреи, литовцы, мы все вместе взятые – мы хозяева России <…>{497}

Съезд, однако, продолжался – и закончился – в оптимистическом духе. Изначально предполагалось, что он закончится 14 (27) сентября{498}, но на следующий день состоялось еще одно заседание; съезд, таким образом, работал восемь дней кряду. В конце последнего заседания, 15 (28) сентября, выступили те же Грушевский и Славинский. «Все представители народов явились, как сторонники принципа федерации, – сказал Грушевский, – и они нашли общий язык, чтобы достичь взаимопонимания и согласовать те разницы взглядов, которые были у разных наций». Сливинский заявил, что «едва ли можно было подумать о том, что съезд так светло закончился»; можно было ожидать недоразумений, но все они были преодолены{499}. Важнейшим документом, принятым на съезде, стало постановление «О федеративном устройстве Российского государства», в котором утверждалось, что основным недостатком государственного устройства России является чрезмерная централизация, и приводилось множество аргументов в пользу федеративного устройства. Для национальностей, рассредоточенных по всему государству – например, еврейской – предлагалась экстерриториально-персональная автономия. Еще одно постановление называлось «Об общегосударственном и краевых языках». Предусматривалось, что субъекты будущей федерации будут пользоваться краевыми языками – в каждом субъекте таких языков может быть один или более – а общегосударственным языком, для сношений субъектов между собой и с центральными органами федерации, будет русский, который «наиболее понятен большинству населения». Школа, церковь, суд должны были быть абсолютно свободны в выборе языков. Наконец, предполагалось создание нового постоянно действующего органа – Совета народов, с местопребыванием в Киеве{500}.

И этим амбициозным планам не суждено было сбыться.

Уход комиссаров

Так случилось, что в течение сентября-октября 1917 года поменялись все представители администрации в Киеве.

17 (30) сентября из Ставки верховного главнокомандования было получено сообщение о том, что полковник Оберучев прислал главнокомандующему (Керенскому) заявление об отставке{501}. Причиной была ставшая уже привычной ситуация: военнослужащие полагали, что приказы начальства не обязательны для исполнения. Сам Оберучев вспоминал:

В самом Киеве собрался совет неведомых украинцев военных и от имени украинцев всего гарнизона вынес постановление, что так как полковник Оберучев является врагом украинского войска и Украины, то мы постановляем не исполнять приказы полковника Оберучева. <…>

И с разных сторон, то полковые советы украинских частей, то группы украинских солдат в полках присылали свои постановления о том, чтобы ушел Оберучев с поста Командующего Войсками.

Можно было, полагал полковник, силой заставить исполнять распоряжения – но тогда бы он получил ярлык борца против национальной свободы и самоопределения народов. Он предпочел подать в отставку. Керенский, а также главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Володченко поначалу были против, но Оберучев поехал в Петроград, где доложил свою точку зрения Керенскому и военному министру генералу Верховскому{502}. Отставка была принята.

Оберучев прямо из Петрограда в сентябре отправился в Копенгаген, на Международную конференцию по обмену военнопленными. На родину он более не вернулся; скончался в 1929 году в США.