Киевляне в Москве (СИ)

Старшим над аборигенами Добриня назначил их соплеменника - туземца ллю. лля подошёл к делу основательно: для начала начал учить их говорить по-русински, а вернее - на диалекте собственного сочинения. лля называл это наречие "русскм язиком". И сколько ему не повторяли, что у киевлян - руська мова, а "язик" - во рту, туземец лишь пожимал могучими плечами.

- Нам зараз не до флологчних аспектв, - махнул рукой Добриня и больше уж не пытался исправлять "русскй язик" аборигенов. Хорошо, что хоть так говорят!

Олекса проехал пол-"дрвн", когда конь вдруг заржал, встал на дыбы и скинул всадника.

Очнулся он на лавке, в туземной хате ("зб"). Над ним склонилась девушка удивительной красы - омывала ему лоб холодной водой. Встретилась взглядом с Олексой и нежно улыбнулась.

- Как ти сбя чувствуш? - сказала она "русскм язиком" туземцев. - Я так пржвала...

Завороженный, смотрел Олекса в васильковые глаза незнакомки. Она тоже не отрывалась от него. Прядь золотых волос упала Олекс на щеку. Девушка засмеялась и убрала её.

- Хто ти така? - вымолвил русин.

- Альонушка мня звать, - она смотрела на него с восторгом и нежностью.

- Оленка... - повторил Олекса на киевский лад.

Он попробовал встать, но тело не слушалось.

Глава 5. Дикарка

Стоя на башне, Добриня смотрел на ленивую мутную реку. Локтях в пятистах, находился маленький каменистый пляж. Там, по утрам, любили купаться воины. С башни, конечно, мало что было видно, но не зря же дана человеку фантазия. Глядя на фигурки, что плещутся в воде, Добриня представлял себе стройные молодые тела, широкие плечи, налитые мускулы, ноги...

Но сегодня, с самого утра, моросит дождь. Да и холодно нынче. Вот и нет никого на пляже. "Може то й на краще," - думает Добриня. К чему пустые грёзы? Всё равно ведь ничего никогда не выйдет!

За долгие годы, Добриня научился сдерживать свои чувства. "Я свдомий свого грха, - повторял он мысленно. - Нколи не дам йому волю!" И не давал. В юности, чтобы справиться с недопустимыми желаниями, заставил себя учиться лучше других: за книжками да пергаментами как-то не до телесных вожделений. А после и вовсе покинул родину. "Де я тльки не студював? - грустно улыбался Добриня. - вропа, Взантя, Халфат... А розуму не здобув". Изредка встречал Добриня таких же, как он сам. Одни боролись с недугом, другие же говорили: мы - такие как есть, и жить будем так, как хотим! Они скрывались от социума, встречались помеж собою тайно. Их разоблачали - арестовывали, мучили, казнили. Но они - хоть иногда, хоть на миг - были счастливы. Не то, что Добриня.

"Може вони мають рацю?" - думал он часто. Может настанет день - и без страху выйдут они на улицы больших городов. И будут их многие сотни. И никто-никто не посмеет кинуть в них камень! Может и в Киеве когда-нибудь такое случится. А может - и в этой забытой Богом фортец, возле реки со странным названием "Маасква".

- Втаю, - услышал Добриня и открыл глаза.

- Як справи, Олексо? - улыбнулся он. - Як там твоя аборигенка?

- Хай вона сама тоб скаже, - засмеялся Олекса.

- Здравствуй, начальнк, - раздался звонкий голос туземки. За миг она уже стояла на башне. Олекса обнял её.

- Обережно, не впадть, - нахмурился Добриня.

Он знал, что некоторые русины завели себе туземных подруг из числа "русскх людй". Но те жили в соседней "дрвн", а кавалеры регулярно наведывались в гости. Один только Олекса додумался поселить дикарку у фортец. Не нравилось это Добрин, но и остановить безобразие он не мог: Олекса - его единственный друг в этой чащобе.

"Зрештою, я завжди був проти апардеду, - подумал он, припомнив экзотическое фризское слово, выученное в годы европейских странствий. - Треба ж нтегрувати дикунв до нашо цивлзац. Зробити з них справжнх русинв."

Пока он пытался оправдать собственное бездействие высокими гуманитарными идеями, туземка "интегрировалась" по-своему. Как ветер, носилась она по фортец и всюду совала свой веснущатый носик.

- А чьо ета таако? - спрашивала она всех подряд, показывая то на оружие, то на доспехи, то на совсем уже обыденные предметы. Всё вокруг интересовало её.

Вот и сейчас не могла угомониться:

- Расскажи мн пра Кв-рад! - воскликнула она ни к селу ни к городу, обращаясь к Добрин.

- Кив - найбльше мсто Схдно вропи, - буркнул Добриня, чтоб отвязаться.

- йропи? - переспросила девушка.

- Не "ейропи", а вропи! - виправив Добриня.

- йропи... - снова сказала Оленка задумалась на миг. - А кто там лавний?

Как-то так всё вышло, что начал Добриня ей рассказывать про русинских князей, в особенности же про Володимира Великого.

- Да му памятнк нада паставть, Владмру-то! - вискликнула варварка. - Вон там паставм!

И она показала пальцем в лесную чащу. Олекса засмеялся такой наивной непосредственности. Улыбнулся и Добриня, представив себе памятник Святому Володимиру в залещанских дебрях.

- Хрсанес наш!!! - победоносно закричала Оленка, узнав про взятие города князем Володимиром.

- Херсонес то вельми сакральне мсто, - пошутил Добриня.

- Сакрально мсто! - повторила залещанка. - Сакральний Хрсанес!