Зубарь видел, что она ему не верит, смеется над ним. («Свой огород? Уж чего лучше!..») Все в нем кипело, но он делал вид, что ничего не замечает.
— Пойду… Сегодня устал очень. — Зубарь даже зевнул.
Лиза наклонилась к нему:
— Послушайте… Может быть, вам понадобится что- нибудь для дяди? Знаете, как сейчас хватают людей… — Лицо у Лизы стало испуганным. — В случае чего помните: моя знакомая, очень близкая знакомая, работает переводчицей в гестапо.
Зубарь невольно вздрогнул, однако нашел в себе силы улыбнуться и сказать:
— Да что вы, Лиза! Придумываете всякие страхи…
— Я просто так спросила.
Но Зубарь хорошо понял, что все это не «просто так».
Лиза прикрыла глаза и, обдав его жарким дыханием, прошептала:
— Завтра воскресенье… Кузема уходит к своим купцам-компаньонам на преферанс. Заходите, Олекса… — Лизины пальцы коснулись его виска. Он не отважился оттолкнуть ее.
«Чужая квартира, краденое добро… и еще приглашает». Зубарь молчал.
— Ну, тогда я зайду к вам, — произнесла Лиза каким-то странным голосом.
Зубарь взглянул в ее затуманившиеся глаза. Он увидел не глаза, а два облачка дыма, за которыми таился огонь, и глухо сказал:
— Не надо… Я приду.
Лиза усадила его на диван, а сама села к столу и опять завела разговор о красивой жизни. Она научится говорить по-итальянски и поедет в Италию, непременно в Италию, чего бы это ей ни стоило. Не век же здесь прозябать! «Я давно мечтала вырваться из этой провинции; ведь и Украина и Россия — что это, как не провинция, не задворки настоящей Европы? Не зря там смеются над нами. И даже западноукраинские интеллигенты, которые лишь чуть хлебнули европейского варева, называют нас гречкосеями, говорят, что мы только и умеем, что волам хвосты крутить. Сказать вам по правде, я презираю своих украинских предков. А что русские! Русские — тоже не нация. Ими управлять будут немцы».
— Вы говорите так, будто война уже кончилась, — заметил Зубарь, а про себя подумал: «С этой гадиной надо быть поосторожней».
Лиза презрительно скривила губы:
— Я вовсе не забочусь о победе немцев. Хватит с них и того, что проглотили. Как бы им не подавиться… Я и немцев не люблю. Большевики называют их ордой, и это на самом деле орда, только механизированная, вымуштрованная и до идиотизма кичащаяся своим орднунгом. Нет, это не по мне. Но ради того, чтобы достичь своей цели, я готова назваться немкой, ведьмой, кем угодно. Вот поутихнет немного — и можно будет уехать. Пускай сперва в Германию, черт с ними… Мне бы только выехать за границу, а там наши пути разойдутся. Немцы пусть прут нах остен, а я — нах вестен…
Смеялась Лиза заразительно, глаза ее расширились, заиграли. На зеленом халатике, казалось, еще ярче вспыхнули красные маки.
«Психология потаскухи и кругозор потаскухи, — думал Зубарь. — Наверно, она счастлива, что может не таясь говорить об этом… А всю жизнь лицемерила».
— Вы уедете… Но все ведь не могут уехать, — сказал он, старательно подбирая слова. — Как-никак здесь родина, свой народ.
— Ма-альчик мой, — пропела Лиза, — как я могу обо всех думать? У меня голова маленькая. Но вот об одном я бы подумала…
Она села рядом с ним на диван и, понизив голос, многозначительно повторила:
— Об одном я бы подумала.
И будто невзначай положила теплую ладонь на его руку.
Зубарь отодвинулся.
Лиза сидела опустив голову.
— Неужели вы думаете, Олекса, что Кузема подходящий партнер для меня. Ведь это кусок мяса!.. Смешно даже представить! Кузема в Европе! Ха-ха-ха! — Лиза засмеялась, маленькая головка ее на стройной шее была горделиво поднята. — Еще куда ни шло — среди толстых немецких бюргеров, которые жрут свои сосиски, запивают пивом и орут «хох!» или «хайль!». Но Кузема среди французов, среди итальянцев! Упаси бог!.. Нет, нет, Кузема пусть остается здесь. Может, нам вместе, Олексонька? Мальчик мой…
На ее губах застыла улыбка, и опять Зубарь не понимал, кокетничает ли она или пытается вызвать на откровенность. Серые глаза говорили больше, чем слова, и не о далеком будущем, за границей, а о настоящей минуте.
Ему стало душно от ее взгляда, от ее ладони, которая снова оказалась на его руке.
— Куда мне в Европу, я мужик.
— Ну что вы, Олекса! Вы инженер, интеллигент. А родители у всех у нас были мужики… Вот только одеться вам нужно. У вас чудесная фигура. Вы будете так элегантны…
— Сейчас не время думать об этом, — мрачно сказал Зубарь.
Лиза в мгновение стала серьезной.
— Это ведь только шутка, Олекса. Неужели вы думаете, что я такая пустышка?
Зубарь удивленно взглянул на нее: «Притворяется или вправду?.. Господи, да есть ли в ней хоть капля искренности?»
— Ничего я не думаю, Лиза… Мне надо идти.
— Ну что вы, Олекса? Так скоро… Я вас чаем угощу.
От чая Олекса наотрез отказался. Лиза бросилась к буфету и тут же вернулась, держа в руках два высоких бокала с рубиновой наливкой.
— За счастье, Олекса!