Киевские ночи

— А все-таки Киев, сторастерзанный Киев, плюет им в лицо.

Зубарь молчал. На лице его застыло почтительное удивление, а в душе шевелился тайный страх: «Кто же он такой, этот бородатый стекольщик?»

Опять Лиза стала каждый день попадаться ему на глаза, и все как бы случайно. Здоровалась, мимоходом спрашивала о чем-нибудь, советовала бросить завод.

— Это не для вас, Олекса. Работать на чужого дядю… Неужели вы не хотите стать независимым?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, вступайте хотя бы в компанию с Куземой, — сказала она и лукаво сверкнула глазами: слишком двусмысленно прозвучали ее слова. Едва сдерживая смех, Лиза добавила: — Он собирается открыть комиссионный магазин.

— Пусть ищет себе другого компаньона, — угрюмо ответил Зубарь, глядя куда-то вниз.

— У-у, сердитый, — игриво дернула его за пуговицу Лиза. — Заходите…

Через день после того, как Середа перебрался к Олексе, Лиза подстерегала его у дверей.

— Дворничиха мне сказала, что у вас живет родич. Я его видела сегодня. Такой симпатичный… Вот и хорошо, а то вы совсем бирюком станете. У-у… А вашего родича я где-то видела. Знакомое лицо!

Она смотрела на Зубаря прищурившись. У него похолодело в груди.

Потом Лиза встретила его во дворе, когда Зубарь возвращался домой. Она была в легком осеннем пальто, небольшой воротник из дымчатой белки охватывал ее шею, кокетливая шапочка из того же меха закрывала лоб, оттеняя серые глаза.

— Проводите меня немножко, хоть чуточку. — Лиза вцепилась в его рукав, заглядывала в глаза.

— Я с работы… — протянул Зубарь.

— У-у, кавалер. — Она надула губы. — На улице удирает. Зайти к нему нельзя: у него дядя. — Вдруг Лиза серьезно и как будто испуганно сказала: — Я все-таки видела его раньше. Он, кажется, был секретарем райкома?

Внезапная слабость разлилась по всему телу Зубаря.

— Что вы? Он работал на стекольном заводе. Это мамин брат…

Как ни старался Зубарь произнести эти слова самым равнодушным тоном, голос изменил ему, и Лиза это уловила.

— В самом деле? Выходит, я ошиблась. — Глаза ее смотрели ласково, доброжелательно и чуть насмешливо. — Может, вам помочь с пропиской? У меня есть знакомые…

Зубарь уже вполне овладел собой.

— Спасибо. Дядя уже прописан. Мой шеф Бунке любезно помог…

Последние слова Зубарь произнес с ударением: у него, дескать, тоже есть покровители среди немцев.

А Лиза, казалось, уже обо всем забыла.

— Вы на меня не сердитесь? Олекса, Олексонька… — Те самые глаза, которые минуту назад хотели проникнуть ему в душу, теперь лукаво играли, рассыпали зеленоватые искры. — Не надо сердиться, Олексонька…

Наконец она ушла, и Олекса перевел дух. Змея! Змея с тысячью жал! Как это у него выскочило из головы, что рядом живет эта немецкая шлюха? Зачем он согласился взять к себе Середу? Зубарь уже раскаивался. Лучше бы выполнил он какое-нибудь другое поручение Калиновского. Лучше бы гранату бросил в генерала Эбергарда… Как всегда, его охватили сомнения, и он заметался в тенетах противоречивых мыслей. Кто он, этот дядя Матвей? Может, и в самом деле секретарь?

Мелькнула мысль, что нужно немедленно бежать к Калиновскому и прямо сказать, что он, Зубарь, не принял во внимание, какие у него соседи, что его квартира ненадежна. Но как посмотрит на это Калиновский? Спросит: а где раньше была твоя голова? Тут Зубарь вспомнил, что он даже не знает адреса Калиновского. Может быть, сказать самому Середе? Зубарь остановился на ступеньках. Понял, что у него не хватит решимости. И что, собственно, сказать? «Я растерялся». «Меня напугала болтливая баба…» Чепуха! Незачем обращать внимание на ее болтовню. К тому же Калиновский говорил, что Середа пробудет всего две-три недели. Как-нибудь обойдется.

Войдя в квартиру, Зубарь увидел, что Середа прилаживает трубу к сделанной накануне железной печурке.

Он сидел прямо на полу, руки у него были черные. Каждое его движение дышало спокойствием и уверенностью.

У Зубаря отлегло от сердца, и он уже готов был с улыбкой вспоминать о своих страхах. Однако он решил во что бы то ни стало избегать встреч с Лизой. Если бы это было возможно, он птицей взлетал бы на свой третий этаж, взбирался бы по стене. Он стал приходить позднее обычного, и, шагая через две ступеньки, неслышно поднимался к себе.

На третий день Лиза распахнула дверь перед самым его носом.

— Добрый вечер, Олекса! Как давно я вас не видела. — В голосе Лизы звучала сама доброта; глаза смотрели призывно, кротко и вместе с тем чуть насмешливо: она, конечно, заметила, что он растерялся.

— Работаю. Занят… — сдержанно ответил Зубарь и окинул взглядом лестницу. Хоть бы прошел кто-нибудь, тогда бы он сразу попрощался.

— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, Олекса? Может, купить что-нибудь надо? Я даже хотела к вам зайти. Но дядя… Я так стесняюсь незнакомых. Да и как бы он не подумал, что… — из горла Лизы вырвался игривый смешок.

Зубарь почувствовал, что в нем закипает злость.

— Благодарю… Ничего не нужно. Постное масло есть. Дядя принес картошки. У него свой огород был.

— Правда? — удивилась Лиза. Брови ее поднялись, в глазах заиграли зеленые чертики. — Свой огород? Уж чего лучше!..