Килл крик

Сэм почти не отрывал пальцев от клавиатуры. Его лихорадило, лицо горело румянцем, от кожи шел жар. Он чувствовал, как из-под рубашки ползет затхлый запах пота. Он не был в душе уже много дней. Даже одежду не менял. Плевать. Сейчас важно одно – книга, закончить книгу, выжать из себя блестящий завершающий абзац и насладиться моментом, когда последние страницы присоединятся к своим товаркам. К огромному сонму товарок. К бесчисленным стопкам. Они высились по всей комнате, точно бумажные небоскребы, возведенные беспечным строителем, и обрушить их ничего не стоило.

Все началось шесть месяцев назад, со вспышки вдохновения. Сэм снова стоял в лекционной аудитории, битком набитой студентами, жаждущими услышать, как их преподаватель провел ночь на Кровавом ручье. Большинство из них уже посмотрели главное интервью на «Страхе в эфире» и дополнительные видео, которые Уэйнрайт вывесил пару дней спустя. Также студенты прочли о смерти юной дочери Дэниела Манниака, и трагедия теперь казалась зловещим розыгрышем, как будто духи Кровавого ручья решили повеселиться напоследок.

Студенты начали задавать вопросы, но Сэм это пресек. Он не хотел говорить о Кровавом ручье. Стоило закрыть глаза, и он снова видел, как нечеловеческая мука скручивает лицо Дэниела в нечто невообразимое. Сэм ясно дал аудитории понять, что они будут следовать учебной программе, а не обсуждать то, что можно спокойно посмотреть в Интернете.

Посреди рассказа о роли Сатаны в восприятии ужасного – от суда над салемскими ведьмами до Сатанинской паники 1980-х – в голове у Сэма внезапно вспыхнула простая, невинная фраза:

«Дом позвал его, и он ответил».

Он пытался отогнать непрошеную строчку, но та не уходила.

Взял с кафедры маленький блокнот, записал фразу и продолжил лекцию. Но тут из пустоты возникла новая строка, а за ней еще, и еще. Каждый раз Сэм бросался к кафедре и все записывал, но в конце концов слова помчались так стремительно, что он просто забросил лекцию. Взмахом руки Сэм отпустил студентов: он не хотел прерывать поток мыслей и образов, изливающийся из кончика его авторучки.

Из аудитории Сэм отправился прямиком домой, ткнул пальцем в кнопку «пробел», пробудил компьютер от сна и с головой нырнул в новый роман. Когда он поднял глаза от моря слов на экране, уже миновала полночь – он писал десять часов. Сэм даже не стал включать свет. Его лицо озаряло лишь сияние монитора.

На следующий день слова полились вдвое быстрее. То и дело Сэм вскакивал с кресла и мерил шагами комнату, просто выпуская пар: печатающим пальцам не хватало проворства, чтобы снять переполняющее тело напряжение. С писательским блоком было официально покончено. Сэм пробил таинственную плотину, сдерживавшую течение мысли, и слова обрушились на него, словно мощный потоп.

Назавтра он отменил вечерние занятия и продолжил писать. Дом вокруг него будто начал таять, стены и потолок медленно растворялись в пространстве, пока Сэм не очутился посреди бесконечной тьмы.

День исчезал за днем, неделя – за неделей. Случайно выглянув в окно, Сэм с изумлением обнаружил, что двор покрыт толстым снежным ковром. Наступил декабрь, а он написал более четырехсот страниц.

Где-то в середине месяца зазвонил мобильный. Сэм перестал брать трубку после одного особенно неловкого разговора: декан Школы свободных искусств и наук сообщил, что руководство передало его группу доценту с кафедры кинематографии. Сэм сказал, что все понимает, и нажал на отбой, не дав декану закончить фразу. Но на сей раз, увидев имя абонента, он вскочил с кресла и схватил телефон.

Звонила Эрин. Она говорила с ним мягко, медленно, словно с пугливым зверем:

– Сэм? Я уже несколько дней пытаюсь до тебя дозвониться. Все хорошо?

Они встретились в «Буржуазной свинье», кофейне на 9-й улице. Когда Сэм пришел туда, начался легкий снегопад. Эрин сидела за столиком у окна. Она всегда была красавицей, но сейчас выглядела еще чудеснее. Начать хотя бы с того, что она изменила прическу. Модная короткая стрижка пикси старой Эрин – его Эрин – исчезла, волосы стали длиннее, опустились на пару дюймов ниже ушей, их концы загибались, нежно касаясь края лица. Эрин была в облегающем зеленом свитере с высоким воротником, раньше Сэм его не видел. Новая прическа. Новая одежда. Новая Эрин.

Но когда она обняла его, все вернулось на круги своя. Его рука нащупала изгиб ее спины, ее подбородок уютно лег на его плечо. Они вновь стали одним целым, пусть даже лишь на мгновение.

Они сидели в тишине, не зная, что сказать друг другу. Наконец Эрин нарушила молчание.

Она хотела поговорить. Последнее время она много думала – о том, почему ушла, о том, как Сэм все больше и больше отдалялся от нее, о том, что она до сих пор его любит, но не может поделиться с ним этой любовью, как бы ни пыталась. Она хотела семью, хотела детей, но Сэм почему-то не разделял ее желания. Эрин сказала, что чувствует себя преданной из-за того, что он не сказал ей об этом, когда их отношения только начались. Сама она до свадьбы честно призналась ему, чего ждет от жизни.