— Курение — пагубная привычка, — важно изрек японец, выкладывая тем не менее на стол початую пачку сигарет, — К сожалению, убедить в этом своего зятя я так и не сумел. Для него и держу здесь табак. Иногда он вечерами навещает меня вместе с дочерью.
— Вы разве здесь живете? — удивился я, закуривая.
— Нет, у меня есть свой дом, как у всех людей. — улыбнулся он. — Просто мне нравится задерживаться по вечерам в своем кабинете.
— Счастливчик, — пробормотал я, пуская в потолок кольца дыма. — Мне бы так. Начальство, думаю, души бы во мне чаяло. А так оно все больше ругает меня за ранний уход с работы…
— Звонят, — прислушавшись, сказал священник. — Пойду, впущу детей. А вы побудьте пока с раненым, хорошо?
— Хорошо, — безразлично согласился я.
Тепло кабинета разморило мое продрогшее тело, и неумолимая зевота принялась разламывать челюсти, норовя вывихнуть их из суставов. Сейчас мне не хотелось ни двигаться, ни думать. В любом случае, следовало поберечь остатки сил для операции. Кровь уже не хлестала из раны, свернувшись в черный блестящий тромб, но пульс моего приятеля, частый и слабый, продолжал внушать серьезные опасения за его жизнь. Внутренние органы, скорее всего, не задеты, решил я, внимательно осмотрев его еще раз. Пуля прошла навылет, застряв в мышцах спины. Повезло, усмехнулся я, вспомнив отчаянную пальбу, обрушившуюся на нас в казино. Могло быть гораздо хуже. Появление на пороге комнаты священника в компании молодой пары прервало мои размышления.
— Это моя дочь, Иоми, — сказал отец Николай, — и ее муж, Атсуо Тарамо.
— Иоми? — удивился я, вглядываясь в черты молодой женщины. То, что в ее жилах текла и европейская кровь, сомнений не вызывало.
— Мать Иоми была русской. — пояснил священник, заметив мой пристальный взгляд. — Все это долгая история и сейчас не время ее рассказывать. Атсуо привез лекарства и инструменты. Все здесь. — Он кивнул на большую спортивную сумку, стоящую на полу.
— Ясно, — пробормотал я, вытряхивая содержимое сумки на стол. — Да, вроде бы то, что надо. Спасибо, Атсуо.
Атсуо ответил мне неприязненным взглядом и отвернулся. Правильно, рассудил я, натягивая перчатки и распаковывая одноразовые инструменты. Поводов для особых симпатий ко мне у молодого японца нет. Интересно, отец Николай рассказал ему, каким образом мы со Стрижом оказались в церкви? Впрочем, через минуту я уже забыл и об отце Николае, и о его недружелюбном зяте, полностью поглощенный манипуляциями в раневом канале. Лишь когда пуля, звонко ударившись, покатилась по дну лотка, я со стоном разогнулся и произнес:
— Давненько мне не приходилось работать в такой неудобной позе. Так, Стриж, теперь мы сделаем тебе пару уколов, ты уж потерпи, дружище.
Стриж понимающе промычал что-то, все еще находясь во власти лихорадочного бреда и бессмысленно тараща в потолок мутные глаза.
— Молодец. — похвалил его я, откладывая в сторону использованные шприцы. — А капельницу, уж извини, придется пока оставить.
Присоединив к системе свежий мешок с кровезаменителем, я измерил давление своему пациенту и облегченно вздохнул.
— Все, — сообщил я собравшимся, с видимым интересом наблюдавшим за моими действиями. — Уложились в тридцать четыре минуты, а это очень неплохой результат, учитывая усталость хирурга и состояние больного. Отец Николай, у меня к вам просьба. Я понимаю, что прозвучит она нахально, но тем не менее, вы не смогли бы подежурить у постели пару-тройку часов? У меня глаза слипаются. Делать ничего не надо, просто понаблюдайте за ним.
— Конечно, — кивнул он. — Идемте, я покажу, где можно прилечь. Может быть, вы голодны?
— Нет. — покачал я головой. Есть, как ни странно, не хотелось. Впрочем, чему тут удивляться, усмехнулся я. После сегодняшних приключений не то что аппетит — потенция пропасть может к чертовой матери. — Если только чашку зеленого чая…
— Сейчас принесу, — понимающе кивнул японец, впуская меня в небольшую комнатку, устланную циновками. — Располагайтесь здесь. Возможно, на бамбуковом ложе вам покажется не очень удобно, но ничего другого предложить я не могу.
— Сойдет, — отмахнулся я, расслабленно опускаясь на пол.