Ким

– Я пришел с Юга, где у меня была работа. Одного из нас убили при дороге. Ты слыхал об этом? – Ким покачал головой. Он, конечно, ничего не знал о предшественнике С.23-го, убитом на Юге в одежде арабского купца. – Найдя письмо, за которым меня послали, я уехал. Я выбрался из этого города и убежал в Мхову. Я даже не изменил своего вида, так я был уверен, что никто ничего не знает. В Мхове одна женщина обвинила меня в краже драгоценностей, будто бы совершенной в городе, который я покинул. Тогда я понял, что за мной началась погоня. Я убежал из Мховы ночью, подкупив полицию, которую уже подкупили выдать меня, не допросив, моим врагам на Юге. Потом я на неделю залег в древнем городе Читоре под видом кающегося в храме, но я не мог отделаться от письма, которое имел при себе. Я зарыл его под Камнем Царицы, в Читоре, в месте, известном всем нам.

Ким не знал об этом месте, но ни за что на свете не хотел прервать нити рассказа.

– В Читоре, видишь ли, я находился на территории владетельных князей, ибо к востоку от него, в Коте, законы королевы не имеют силы, а еще дальше на восток лежат Джайпур и Гвалиор. Во всех этих княжествах не любят шпионов, а правосудия там нет. Меня травили, как мокрого шакала, но я прорвался в Бандакуи, где услышал, что меня обвиняют в убийстве, совершенном в покинутом мною городе, в убийстве мальчика. Они добыли и свидетелей, и мертвое тело.

– Но разве правительство не может тебя защитить?

– Мы, участники Игры, беззащитны. Умрем, так умрем, и тогда имена наши вычеркиваются из книги. Вот и все. В Бандакуи, где живет один из нас, я попытался замести след и для этого переоделся махратом. Потом я приехал в Агру и уже собирался вернуться в Читор, чтобы взять письмо. Так уверен я был, что улизнул от них. Поэтому я никому не посылал тара55, чтобы сообщить о том, где лежит письмо. Я хотел, чтобы заслуга целиком оставалась за мной. – Ким кивнул головой. Он хорошо понимал подобное чувство.

– Но в Агре, когда я шел по улицам, один человек закричал, что я ему должен и, подойдя со многими свидетелями, хотел сейчас же отвести меня в суд. О, люди Юга лукавы! Он заявил, что я его агент по продаже хлопка. Чтоб ему сгореть в аду за такое дело!

– А ты был его агентом?

– О, безумец! Я был человек, которого они искали из-за этого письма! Я хотел скрыться в квартале мясников и в доме одного еврея, но он боялся погрома и вытолкал меня вон. Я дошел пешком до дороги в Сомну, – денег у меня было только на билет до Дели, – и там, когда я, схватив лихорадку, лежал в канаве, из кустов выпрыгнул человек, избил меня, изрезал и обыскал с головы до ног! Это было совсем близко от поезда.

– Почему же он сразу не убил тебя?

– Они не так глупы. Если в Дели меня арестуют по настоянию юристов за доказанное обвинение в убийстве, меня передадут княжеству, которое пожелает меня получить. Я вернусь туда под стражей и тогда… умру медленной смертью в назидание всем прочим из нашей братии. Юг – не моя родина. Я бегаю по кругу, как одноглазая коза. Я не ел два дня. Я отмечен, – он тронул грязный бинт на ноге, – так что в Дели меня признают.

– Но в поезде ты вне опасности.

– Поживи с год, занимаясь Большой Игрой, и тогда говори! В Дели по проволокам полетели враждебные мне сведения, и в них описывается каждая моя рана, каждая тряпка. Двадцать, сто человек, если надо, скажут, что видели, как я убивал мальчика. А от тебя толку не будет!

Ким достаточно хорошо знал туземные методы борьбы и не сомневался в том, что доказательства будут представлены с убийственной полнотой, включая вещественное – мертвое тело. Махрат временами ломал себе пальцы от боли. Камбох угрюмо и пристально смотрел на них из своего угла; лама был занят четками, а Ким по-докторски щупал шею человека и обдумывал свой план, читая заклинания.

– Может, у тебя есть талисман, который изменит мой вид? Иначе я умру. Пять… десять минут побыть одному… и, не будь я так затравлен, я мог бы…

– Ну, что, исцелился он, чудотворец? – ревниво спросил камбох. – Ты достаточно долго пел.

– Нет. Я вижу, что раны его нельзя залечить, если он не побудет три дня в одежде байраги. – Это обычная эпитимья, которую духовники нередко налагают на толстых купцов.

– Жрец всегда не прочь создать другого жреца, – прозвучал ответ. Подобно большинству грубо суеверных людей, камбох не мог удержаться, чтобы не поиздеваться над духовенством.

– Так, значит, твой сын будет жрецом? Ему пора принимать мой хинин.

– Мы, джаты, все буйволы, – сказал камбох, снова смягчаясь.

Ким кончиком пальца положил горькое лекарство в послушные губы ребенка.

– Я ничего не просил у тебя, кроме пищи, – сурово обратился он к отцу. – Или ты жалеешь, что дал мне ее? Я хочу вылечить другого человека. Осмелюсь попросить твоего позволения… принц. Огромные лапы крестьянина в мольбе взлетели вверх.

– Нет, нет! Не смейся так надо мной.

– Я желаю вылечить этого больного. А ты приобретешь заслугу, помогая мне. Какого цвета пепел в твоей трубке? Белый. Это хорошо. А нет ли среди твоих дорожных запасов куркумы?

– Я…

– Развяжи свой узел!