Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6

Летом 1932 года мы совершили с ним свое второе совместное путешествие. Оно выдалось самым амбициозным из трех. Мы запланировали посетить Югославию, Албанию, а если получится, еще и Болгарию. Ким покинул Англию раньше меня, а я наведался в албанское консульство в Лондоне, чтобы получить визу. Консульство занимало небольшую контору в Сити. Наши болгарские визы еще не прибыли в Лондон, но мы рассчитывали забрать их в болгарской дипломатической миссии в Тиране. Я уехал из Лондона в середине июля и встретился с Кимом уже в Париже. Где именно он останавливался во Франции, сейчас припомнить не могу. Нам предстояли большие пешие переходы на Балканах, и мы решили потренироваться в Шварцвальде. Мы по три-четыре дня бродили по холмистой местности, постепенно удлиняя дневные переходы до двадцати с лишним миль. Мы планировали день или два провести в Мюнхене, а затем поездом отправиться в Венецию. Но в Германии как раз проходили крайне важные всеобщие выборы, и Ким, который к тому времени уже серьезно заинтересовался немецкой политикой, почувствовал невероятное желание заехать в Берлин; у него выработалось журналистское стремление быть везде, где что-то происходит или может произойти. Мы посетили масштабный митинг в Штутгарте, на котором выступал Альфред Гутенберг (представитель крайне правых). Так за неделю мы разделились: Ким отправился в Берлин, я — в Мюнхен, где проводил время в попытках хоть немного постичь немецкий и исходил буквально все улицы. Если мне становилось скучно или я чувствовал себя одиноким, отправлялся на мюнхенский главный вокзал и наблюдал, как отправляются экспрессы в экзотические уголки Европы. Потом приехал Ким, и мы снова были вместе. В поездке он вел дневник. Хотя я и читал его берлинские записи, сейчас о них уже ничего не помню. В памяти осталось только, как он написал: «Милн отыскал жилье с самой симпатичной горничной во всем Мюнхене». Для меня это была новость. Вообще, наши взгляды на женскую привлекательность редко совпадали. Правда, эта горничная и в самом деле была очаровательной и дружелюбной.

Накануне выборов мы посетили нацистское факельное шествие и митинг, на котором выступал Гитлер. В отличие от Кима я понял не так много из сказанного, хотя это не имело особого значения: все это Гитлер уже говорил много раз. Однако на нас произвело особое впечатление и сильно встревожило странное благодушие к нацистам многих простых немцев и немок. Мы же в основном с презрением взирали на весь этот цирк и показуху — со школьниками, демонстрирующими гимнастические фигуры, и толпами восторженных мелкобуржуазных зевак. В политическом отношении, мне думается, что на данном этапе мы были скорее встревожены угрозой левому движению, даже умеренно левому, нежели всему миру в целом. День или два спустя мы сидели в рабочем кафе, слушая, как по радио объявляют зловещие результаты выборов; из них следовало, что почти везде победу одерживают нацисты. Главные левые партии удержались на плаву, а вот большинство мелких растеряли все, что можно. Мне трудно судить, насколько далеко к этому времени Ким продвинулся в области познания коммунизма или марксизма: у моего политического образования был еще долгий путь. Согласно его собственным словам, окончательно на сторону коммунистов он встал в начале лета 1933 года. Сидя в одном из мюнхенских кафе, мы вместе приветствовали успехи как социал-демократов, так и коммунистов.

Наши две недели в Германии — своего рода «слабительное» перед поездкой на Балканы, — должно быть, произвели глубокое впечатление как на Кима, так и на меня. Нацисты еще не пришли к власти, в стране еще не было концентрационных лагерей, и Германия все еще оставалась свободной страной; но мы чувствовали, что сейчас перед нами потихоньку открывается ее мрачное будущее…

Мы сели на вечерний поезд, следующий через перевал Бреннер, провели два или три часа в Вероне, а днем прибыли в Венецию. Мы путешествовали, отнюдь не следуя рекомендациям из путеводителя, поэтому хорошенько осмотреть Венецию просто не хватило времени: наше судно отплывало в Дубровник в 6.30 утра. Мы попросили владелицу albergo разбудить нас в пять. Она забыла об этом, однако в пять с небольшим под окном вдруг заиграл духовой оркестр, который, собственно, нас и разбудил. С тех пор Италия никогда не вызывала у меня мрачных ощущений.