Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6

После начала войны я продолжал работать в Benson’s еще несколько месяцев, но атмосфера вокруг уже не располагала к былой беспечности. В общем, настало время поступать на службу в армию. Друг моей сестры, Питер Шорт, был майором в Корпусе королевских инженеров (хотя в тот момент он выступал в качестве личного помощника генерала Горта, главнокомандующего Британским экспедиционным корпусом). Зная о моей склонности к картам и путешествиям, а также об основательной математической подготовке, он предложил мне попытаться найти место в Службе инспектирования Корпуса королевских инженеров. И вот в июне 1940 года я оказался одним из двадцати четырех курсантов офицерской школы в Форт-Уидли. Около половины из этих двадцати четырех работали раньше в типографиях либо так или иначе были связаны с полиграфией, в то время как другая половина, как предполагалось, — а может быть, и на самом деле, — представляла собой специалистов в области математики. Я, по сути, не относился ни к тем ни к другим, но оказалось, что, помимо знания основ тригонометрии, здесь нужно было прежде всего точно считать. В конце обучения мы сдавали зачеты по математике, умению обращаться с разными приборами и астрономии. Я занял второе место, недобрав заветные 100 процентов из-за единственного промаха. Во время картографической практики в полевых условиях, которая заняла три недели, я набрал 96 процентов за точность своих карт, однако лишь 40 процентов — за скорость. Вероятно, я больше годился для картографической съемки, нежели для подразделения Корпуса инженеров, работающего в боевых условиях.

В книге, опубликованной по материалам Sunday Times, говорится: «Мы ничего не знаем о политической позиции [Кима], который восхищался бывшим школьным другом Йеном [то есть мной]»¹. Позвольте мне попробовать восполнить этот пробел. Когда мне еще не было тридцати лет, я, конечно, сочувствовал левым. Я говорю «конечно» не потому, что каждый человек моего возраста имел именно такие взгляды, многие мои друзья их вовсе не разделяли. Нет, просто большинство молодых людей, которые интересовались политикой, особенно европейской, и, в частности, зарождением и развитием фашизма, стояли на позициях левого толка. Я не вступил ни в одну политическую партию, за исключением того, что во время моего первого семестра в Оксфорде старый школьный приятель уговорил меня отдать полкроны в качестве вступительного взноса в ячейку Лейбористской партии Оксфордского университета или в какой-то лейбористский клуб. Точного названия не помню. Ни на какие митинги я не ходил, и мое членство вскоре истекло. В студенческие годы и какое-то время впоследствии я расценивал свою позицию как нечто левее лейбористского спектра. Своего рода маяком для меня был журнал New Statesman and Nation, каждый номер которого я жадно проглатывал, как только он выходил из печати. Хотя мне так и не удалось прочитать больше парочки страниц из Маркса или Ленина, я припоминаю, что, когда изучал историю Древнего Рима в Оксфорде и должен был написать очерк о Годе четырех императоров (периоде в истории Римской империи (68–69), в течение которого на престоле сменилось четыре правителя: Гальба, Отон, Вителлий и Веспасиан), я попытался интерпретировать всю сложную ситуацию через призму марксистской классовой борьбы. Попытка вполне удалась, и, возможно, в ней было разумное зерно, но теперь я понимаю, что при наличии фактов можно с неменьшей эффективностью обосновать любую другую историческую теорию.