– Не нагнетайте обстановку, генерал-майор, – в такт и в тон лязганию гусениц пробасил главком. – Никаких жертв не будет. Это же демонстрация, – обернулся он к Бурову. – Всего лишь демонстрация…
– Чего? Техники, что ли?
– Силы. Обычная, превентивная демонстрация силы, – нервно постучал главком кулаком по бардачку, и все поняли, что оправдывается он уже не перед ними, сидящими в машине, а перед теми, кто будет предъявлять ему это обвинение официально, то есть перед прокуратурой, прессой, народом, перед самим собой. – И приказа открывать огонь – у солдат нет. Да и снарядов в машинах нет. Патроны для личного оружия – те, конечно, имеются. Тут уж, как водится. Однако приказа на огонь они не получали.
– Когда в солдат полетят бутылки с зажигательной смесью, а смотровые щели водителей позакрывают брезентом и одеялами, они откроют огонь без всякого приказа, – обреченно произнес прапорщик. – В моем послужном почти два года «афгана» в воздушно-десантных войсках. Я знаю, что это такое.
– Отставить! – взъярился Банников. – Я сказал, что это всего лишь демонстрация силы. Устрашение для тех, кто не подчинится. А вы, прапорщик, ищите дорогу. Ищите способ добраться до штаба. Не можем же мы до утра простоять на какой-то там на обочине!
И тут вдруг всех удивил все тот же полковник-порученец. Он повел себя как переагитированный солдат, решивший, что в этой гражданской войне ему лучше сражаться по ту сторону баррикад.
– Прошу прощения, товарищ генерал армии, но бывают случаи, когда самое разумное – лишний часик простоять где-нибудь на обочине, всеми забытыми и никем не замеченными. И не надо было вам торопиться с возвращением из Украины. В конце концов у нас там три округа. А время такое, что самый раз проинспектировать их. Особенно Прикарпатский округ, тем более что когда-то вы им командовали.
В салоне машины воцарилось неловкое молчание. Банников понимал, что и полковник, и прапорщик-афганец по-своему правы. Как понимал и то, что теперь, когда выяснилось, что водитель – из афганцев, да к тому же из десантников, с ним следует вести себя уважительнее.
– Совет, может быть, и дельный, – неожиданно спокойно проворчал он. – Да только слишком уж запоздалый. И вообще если бы вчера я был в Москве, я бы сделал все возможное, чтобы всю эту «гусень» поганую в город не вводить. Ведь перепашут же все: асфальт, мостовые…
– А что касается инспектирования Прикарпатского военного… – неожиданно нарушил обет молчания генерал-майор, с которым Буров знаком не был и который, хотя и представился, но имя его сразу же было забыто. Судя по всему, он оказался всего лишь попутчиком, с которым Банников вместе вылетал из Киева. – Это как раз неплохой вариант. К нему еще не поздно вернуться.
– Было бы не поздно, может, и вернулся бы, – хрипло проворчал Банников.
Теперь он и сам вспоминал о пребывании в тихом, спокойном Киеве, как о спасительном реанимационном сне. Ведь никто же его из Украины не отзывал, никто не приказывал. В суете путчистской о нем бы попросту забыли. И вернулся бы он в опаленную Белокаменную уже после всего этого путч-борделя. К тому же вернулся бы чистоплюйчиком.
– Но ведь можно же организовать какой-то повод для возвращения, – молвил генерал.
– Организовать телефонный звонок от начальника разведки округа или одной из его армий, – дело не сложное, – продолжил свои размышления вслух Банников, – но… Только недавно прочел в книге этого вашего предателя из ГРУ Резуна-Суворова, – с явным наслаждением бросил он булыжник в огород Главного разведуправления в лице Бурова. – Там он как раз о Прикарпатском говорит. Почти дословно помню: «В Прикарпатском военном округе грандиозные изменения. Нагло умер командующий Прикарпатским военным округом генерал-полковник Бисарин». Кстати, – добавил от себя Банников, – я этого генерала знал и когда-то служил под его командованием. – Командование военным округом принял генерал-лейтенант танковых войск Обатуров. И сразу же в штабе военного округа начались массовые увольнения людей Бисарина и замена их людьми Обатурова. И сразу же волна изменений покатилась вниз, в штабы армий…» И дальше – в том же духе.
– Не слишком ли старательно изучаете труды одного из самых подлых предателей Родины? – подколол его Буров.
– А там немало поучительного. Сказано много такого, чего не сказал, и уже вряд ли когда-либо скажет публично, любой другой «грушник», вы, например, генерал Буров. Другое дело, что не надо было допускать, чтобы этот мерзавец настолько расписался, что его на десятки языков переводят и издают.
– Не так уж и просто это было сделать. Не те времена, да и под охраной он был; считайте, в подполье, в течение многих лет пребывал…
– Оправдать можно, что угодно. Поэтому в детали ударяться не будем. А коль уж дожились до того, что даже приговоренного к расстрелу перебежчика расстрелять не сумели, – тогда извольте читать и изучать.