Бесспорно, фотоснимки являются пойманным мгновением. Но сам я занимался фотографией не для того, чтобы ловить время. Мне нравилось создавать. Фотографируя, я не копировал окружающую действительность, а изменял её. Взять хотя бы ракурс. Для меня это всегда был угол зрения не столько в физическом смысле, сколько проявление внутреннего взгляда на фотографируемый объект. Оптика – это не просто стекло, но кисть, с помощью которой создаётся изображение. Крупность, фактура, свет – всё передаётся оптикой, всё втягивается с её помощью в кадр, и нужно уметь отбросить лишнее во время съёмки, выстроить линии так, чтобы они удовлетворяли затаившееся внутри меня желание. Хорош мой снимок или плох – только я могу ответить на этот вопрос, и не словом ответить, не технически-профессиональным разбором, а откликом моих чувств на готовый отпечаток. Возможно, он не вызовет больше ни у кого ощущений, схожих с моими, возможно, не только не коснётся сердца, но вообще не обратит на себя внимание. Мне важно было увидеть на фотобумаге то, что я хотел увидеть – сотворённый мною уголок мира.
Фотография, как произведение искусства, тем отличается от любой другой фотографии, пусть даже выполненной на высококачественной профессиональной аппаратуре, что автор вытаскивает себя наружу и присутствует в каждом снимке гораздо больше сам, чем те, кого он запечатлевает. Они, объекты его внимания, становятся его отражением, преломляя его «я» в своих лицах, фигурах, позах, движениях. Художник не умеет просто копировать, он не способен срисовать линию такой, какая она есть в действительности, он видоизменяет её, оставляя лишь некоторую схожесть с оригиналом.
Мой взгляд приковывается к мшистой коряге в лесу, или к морщинистой коже старика в толпе, или к полупрозрачному лицу девчушки и вступает в непонятное общение с ними. Что исходит от людей и предметов, ставшими на несколько мгновений центром моего внимания? Что за сила заставляет меня смотреть на них, буквально прикипая к ним взглядом? Однажды я ехал в автобусе и увидел, как боковой солнечный луч упал на плечо красного пальто. В густых тёмно-коричневых тенях пассажиров это было единственное яркое пятно, но дело было не в цвете и не в свете. В том мгновении соединилось сразу всё: движение автобуса на повороте, когда все тени стремительно перемещаются, ощущение многолюдности и перегруженности пространства, внезапный косой свет и проявившееся будто из небытия красное пальто, которое на самом деле давно маячило перед моими глазами, но никак не обращало на себя внимания. И никакая фотография не передала бы охватившего меня восторга, никакой хроникёр не смог бы воспроизвести увиденное. Только художественное решение может справиться с такой задачей, хотя в данном случае речь должна идти только о кино, а не о фото.
***
Из шведского фильма «Vi»: «Я почти ничего не помню из детства. Я должна взглянуть на фотографии, чтобы вспомнить что-нибудь. Но и тогда я не уверена, что это мои настоящие воспоминания, а не фотографии, на которые смотрю…»
***
«Когда картина „Nanook of the North“ была готова к демонстрации, я начал обходить прокатчиков в Нью-Йорке с надеждой, что кто-нибудь выпустит картину на экран. Естественно, я предложил её сначала самой большой фирме „Парамаунт“. Когда просмотр кончился, все собрались вместе, поговорили о чём-то невнятно и молча покинули зал. Один из прокатчиков подошёл ко мне, сочувственно положил руку на моё плечо и сказал, что ему очень жаль, но это фильм, который просто не может быть показан публике. Он добавил, что уже пытался делать подобные вещи раньше, но всякий раз опрометчивые его затеи заканчивались провалом. Ему, мол, действительно весьма жаль, что мне пришлось пройти через все эти трудности на Севере и пройти, увы, зря, но он вынужден сказать мне правду в лицо, прямо и откровенно» (Роберт Флаэрти «О себе и своих фильмах»).
Повторяется одна и та же история: продюсеры и издатели отказывают лучшим произведениям в праве на существование, всячески принижая их и всегда ссылаясь на публику, мол, не поймёт, не заинтересуется. Но настоящая причина всегда кроется в том, что люди с деньгами измеряют ценность окружающего мира именно деньгами.
В фильме «Модернисты» главный коллекционер-миллионер говорит об этом предельно точно: «Может быть, мне следовало выставить в раме деньги, которые я потратил на эти картины? Я гроша ломаного не дам за ваши глупые суждения о цене подлинного искусства. Для меня нет ценности, кроме той, которую я хочу придать картине. Это искусство – настоящее, поскольку мне оно стоило огромных денег. Не понимаете? Ваши живописцы – ничто для меня. Если бы я захотел выставить здесь дерьмо дворняги Натали де Виль и заплатил за него пять тысяч, вы, критики, назвали бы это шедевром».
***