Кино для взрослых: «Никас Сафронов»

Мне 17 лет. Ростовское художественное училище. Приемная комиссия. Все мои надежды на пачку интуитивных юношеских рисунков, которые я делал в Ульяновске. Не знал ни правил, ни законов. Писал, как понимал и как чувствовал. Я в сомнениях, но с надеждой. И-и-и… мое «творчество» не оценили… («Ха, и на что ты, Коля, рассчитывал?..» – опять вылез этот противный, жестокий внутренний голос. «Рррр», – огрызнулся я ему и загнал подальше внутрь.) Сказали, что все это – любительская мазня, живописная белиберда. Картины, как и я сам, какие-то непонятные, несерьезные, даже легкомысленные. Я не расстраивался. Потому что все сказанное частично подтверждало мои личные прогнозы. Уже в своем воображении я видел, как возвращаюсь домой в Ульяновск, прикидывал, куда бы мог устроиться на работу. Но вдруг слово взял один из преподавателей. И он… решил дать мне шанс. Признал, что работы пока неумелые, интуитивные и незаконченные, но какие-то новые, смелые, ни на что не похожие! «И паренек может оказаться очень талантливым. Возможно, если с ним профессионально позаниматься, из него и выйдет толк», – добавил преподаватель. К моему удивлению, этих аргументов оказалось достаточно, чтобы меня зачислили. Я изумлялся тому волшебству, что со мной происходило, и больше всего не хотел, чтобы меня из-за неуспеваемости лишили возможности учиться. Поэтому на первом курсе я начал не то что работать – пахать как одержимый. Мне очень хотелось доказать, что этот посланный откуда-то свыше мой благодетель из приемной комиссии во мне не ошибся. И очень скоро, к своему удивлению, я стал заметным учеником. Дело в том, что я просто занимался в темпе, сильно опережающем своих однокурсников. Многие из них, выполняя задания преподавателей, отделывались только одним эскизом рисунка, одним подходом к исполнению: сделал наскоро, тройку получил, отмахнулся и пошел домой, довольный жизнью. Я же пробовал не два и не три раза, как требовали мастера, а делал по двадцать, тридцать эскизов! Искал свои сочетания цветов, пытался не просто понять эстетику каждой техники, но постичь ее энергетику – проникнуть в суть.

Вопреки всем разговорам о том, что в нашей стране все решают только деньги и связи, я убежден, что образование – это высшая ценность, которая работает как «социальный лифт». Человека из барака он доставляет в лучшие гостиные мира. Но даже это не главное. Образование – это ключ к прогрессу и стремлению к совершенству. Оно закладывает в человека потребность к постоянному приобретению знаний, усилению своей компетенции.

Работая сутками, я очень быстро перерос многих своих однокашников. Мои еще неумелые работы стали попадать на выставки. Но, к сожалению, не все преподаватели были готовы это принять, порадоваться за иногороднего паренька, который действительно, ко всеобщему удивлению, оказался талантлив. Я со своей стороны, казалось бы, должен был плюнуть на малодушных завистников и продолжать учиться у тех немногих, кто были от души рады моим первым удачным шагам в профессии и искренне хотели делиться секретами своего мастерства. Но… не хватило терпения и мудрости. Более того, как только я понял, что у меня начало получаться, я начал мечтать о какой-то другой жизни. Через неделю, месяц я уже едва ли мог усидеть на своем стуле простого студента. Хотел вырваться и развиваться дальше самостоятельно – черпать из природы и от людей. Я мечтал о том, чтобы быть оцененным профессионально и засиять. Наконец, я грезил о жизни настоящего художника: когда творчество – не работа, а сама жизнь. Из лекций по истории живописи я, например, знал, что начиная с конца XIX века в Париж стекались молодые деятели искусства, которые и жили, как мне тогда представлялось, жизнью настоящих художников: постоянно пребывали в искусстве, друг от друга «опылялись» профессиональными знаниями и творили, как умели, как чувствовали, как понимали. Никто никого не учил. И именно в естественности творческого взаимоопыления рождались гениальные произведения, сегодня славящие человечество, составляющие наш культурный фонд и, конечно, стоящие миллионы долларов. И я хотел жить так же! Как парижские художники, треть которых к 1890 году обитали на Монпарнасе и были завсегдатаями кафе «Дом», «Ротонда» и «Куполь». Как обитатели расположившегося в тупике Данциг комплекса из 140 ателье-студий, получивших из-за своего необычного вида название «Улей». Сегодня я очень благодарен городу, в котором начался мой профессиональный путь художника, – Ростову-на-Дону. Но все-таки Ростов немножко не Париж…