Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Эпоха романтиков канула в Лету, на дворе стоит сплошной Достоевский, но порождения романтической фантазии до сих пор чувствуют себя в кишащей миазмами атмосфере как дома. Новоявленный «граф Монте-Кристо», именующий себя дворянином Яковлевым (Петр Федоров), на одной дуэли за другой щелкает как орешки отпрысков лучших семейств: сам же, пройдя магические обряды алеутов, стал неуязвим, если не бессмертен. Дуэли между тем он терпеть ненавидит, но смертоносным даром грешно не воспользоваться, чтобы заработать изрядную сумму, необходимую для посмертной реабилитации некоего репрессированного дворянина. Но все его поединки лишь разминка перед встречей с инфернальным графом Беклемишевым (Владимир Машков).

В трех своих фильмах («Кремень», 2007; «Бубен, барабан», 2009; «Конвой», 2012) Мизгирев препарировал не дно, но экзистенциально-социальное «подполье» современной жизни. В ментовку, армию, суицидную провинцию он вглядывался не менее безжалостно, чем Балабанов, а гиперреализм накалял до сюрреалистического градуса. И вдруг Петербург, высший свет, дворянская честь, оскорбление можно смыть лишь кровью. Режиссер с таким эрудированным упоением рассуждал о высоком смысле дуэли, что трудно было не заподозрить его в предательстве самого себя. Мало ли знает история авторов, которые, завоевав репутацию неподкупных и независимых художников, благополучно конвертировали ее в коммерческий успех. К тому же всякое обращение к «России, которую мы потеряли» неизбежно отдает спекуляцией.

Случилось, однако же, почти чудо. Мизгирев не изменил самому себе, а продюсеры Роднянский и Мелькумов повели себя тоже вполне как авторы, не желающие клонировать пошлые исторические клише. Высшее общество, по фильму, состоит даже не из «светской черни»: черная стая озверевших маньяков, носящихся с фетишем дворянской чести, понятие о которой давно уже стало для них просто «понятием».

Яковлев никакой не бретер, а мистический киллер, а вопли его оппонентов о чести и крови напоминают присказки мента из «Кремня»: «Твердость – не тупость» и «Мое слово – кремень». Но Мизгирев отнюдь не переодевает в александровские мундиры и сюртуки современных отморозков. Для него это слишком мелко, а романтическим героям по правилам игры обязательно присуще пусть отрицательное, но величие. Но правящий класс, исповедующий культ крови, сексуально поклоняющийся оружию и занимающийся бессмысленным самоистреблением на дуэлях, право слово, не заслуживает пиетета к себе. Вокруг этого класса еще и вьются безотказные исполнители грязных поручений, посредники, сводники. Восхитительные экспонаты паноптикума: подставной «инвалид», провоцирующий дуэли (Сергей Гармаш), и немецкий «барон» (Мартин Вуттке) с алмазными зубами на золотых штифтах. Но едва ли не гаже них титулованные юноши с громкими именами и тонкими профилями, готовые вонзить лучшему другу нож в спину.

По какому бы поводу ни собирались дворяне числом более трех человек – заседание офицерского общества, карточная игра или причудливые цирковые представления, – они всегда кажутся заговорщиками, порождением петербургской ночи. Они такие же обитатели «подполья» жизни, как и герои гиперреалистической трилогии Мизгирева.

Судя по воспоминаниям, примерно так изображал свет Мейерхольд в постановке «Горя от ума», переименованного им в «Горе уму». Под маской Яковлева вполне угадывается лицо Чацкого, таки спятившего с ума и взявшегося за оружие.

«Дуэлянт» обладает еще одним бесценным по нашим временам качеством. Это единственный за многие годы фильм «из прошлой жизни», где герои ни разу не крестятся, не молятся и не демонстрируют христианские добродетели. Даже предмет, который на протяжении всего фильма принимаешь за иконку, оказывается в невозможном и цинично-романтическом хеппи-энде совсем не тем, чем казался.

Жила-была одна баба Россия, 2011, Андрей Смирнов

Как хочется сказать, что Смирнов, вернувшийся к режиссуре после тридцатилетнего перерыва фильмом о судьбе тамбовской крестьянки Варвары, охватывающим 1909–1921 годы, – снял именно что советское кино в лучшем смысле слова – реалистическое и профессиональное. Хочется, но не можется. Дело не в том, что в два с половиной часа не вместились не то что логические связки, но и важнейшие эпизоды. Хотя бы когда и как Варвара успела и смогла выносить и родить второго ребенка – одна с малой дочерью на далеком хуторе в разруху и голод гражданской войны? Проблема в том, что «Баба» – не один фильм в двух частях, а два фильма.

Первый из них – о дореволюционной деревне, лютой, зверской, мироедской. Нищую Варвару (Дарья Екамасова) выдают за склонного к рукоприкладству алкаша-импотента Ивана (Владислав Абашин), ее хлещет кнутом и насилует тесть (Роман Мадянов), которого она ненароком убьет. Все ненавидят всех – брат идет на брата с топором.