Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Фильм беспрецедентен: снят безупречно классически, но лишен жанровой определенности. Вроде бы историческая реконструкция, «несколько дней в августе 1997 года», но события того лета – гибель принцессы Дианы, победа лейбористов на выборах – еще не «остыли». Конечно, это политическая драма, поскольку герои – Елизавета II (Хелен Миррен), Тони Блэр (Майкл Шин) – действующие политики, но Фрирз смотрит на них таким терпеливым взглядом, словно вся эта суета сует – дела давно минувших дней. Точнее назвать «Королеву» трактатом об английском национальном характере, напоминающем одновременно «Сагу о Форсайтах» и «Дживса и Вустера». Сварливый муж королевы – вылитый Джеймс Форсайт, которому «никто никогда ничего не рассказывает». Королева-мать, смакующая пиво перед телевизором, – почти персонаж анекдота о лордах вроде сэра Джеймса, который, увидев в ванне мертвую лошадь, лишь скажет: «О!»

Казалось бы, абсурдный, но действующий механизм конституционной монархии без конституции, реликт, перед которым склоняют колени самые отъявленные прогрессисты, – производное от этого характера. Шери Блэр, истовая республиканка, полагает, что Виндзоров, намеревавшихся было проигнорировать смерть Дианы, нужно «спасать от них самих», но они сами спасут себя.

Карьерист Тони Блэр, считая, что сможет манипулировать ими, вложит в уста королевы слова, приличествующие моменту, но сам попадет под странное обаяние Елизаветы.

Елизавета – высшее воплощение английского характера, нерасчленимой, почти абсурдной смеси анархического своеволия и верности ритуалу, древности и современности. Ей, как средневековому королю из легенды, может явиться олень: вполне реальный, смертный, но одновременно олень-знамение, спутник Дианы-охотницы. Но явится он ей, когда джип Елизаветы застрянет в бурной речке: королева лихо водит машину, ведь во время войны она, как и все девушки из высшего света, работала механиком в военном гараже. И на Блэра смотрит свысока не потому, что ей недоступны лейбористские заморочки, а потому, что он десятый премьер-министр на ее веку, а первым был не кто иной, как Черчилль. Гейнсборо на стене и банальный термос на королевском пикнике никак не противоречат друг другу, поскольку Виндзоры существуют вне потока времени. Елизавета – родная сестра героини другого фильма Фрирза, «Миссис Хендерсон представляет» (2005), гранд-дамы, которой именно ее статус позволяет организовать в чопорном Лондоне 1939-го театр с обнаженными актрисками.

«Королева» – самый совершенный, вроде бы самый отстраненный, но и самый личный фильм Фрирза, обладающего даром постоянно разочаровывать, а потом снова воодушевлять. Режиссер, задолго до Тарантино изложивший в «The Hit» (1984) всю тарантиновскую эстетику и этику, а затем сорвавшийся в Голливуд и вроде бы изменивший самому себе, снял самый британский фильм за многие годы. А бунтарь, проклинавший правящий класс в социальных драмах 1980-х – самый монархический фильм за всю историю британского кино.

Красная армия (Red Army) США, Россия, 2014, Гейб Польски

Бывают фильмы, продюсер которых – даже не соавтор, а медиум – не менее, а то и более важен, чем режиссер. Продюсер «Красной армии» – великий и ужасный Вернер Херцог, на пустяки не разменивающийся. Ему безразлично, в какую эпоху, в каких краях разворачивается действие его фильмов. Это может быть Южная Америка конкистадоров или Индонезия времен антикоммунистического геноцида 1965 года, военный Вьетнам или затопленный Новый Орлеан. Для него существует одно время – мифологическое, и одна Земля, на которой вновь и вновь разыгрываются мифологические коллизии, в центре которых сильная личность. В фильме Польски – портрете великого хоккеиста Славы (так он поименован в титрах) Фетисова, гимне не только советскому хоккею времен «великолепной пятерки» – Алексей Касатонов, Владимир Крутов, Игорь Ларионов, Сергей Макаров, Вячеслав Фетисов, но отчасти и самому СССР – он разглядел эту же мифологическую подоплеку.

Получилось такое кино, что, сними его русский, зашикали бы и за «реабилитацию» советского прошлого, и за идеализацию российского настоящего.

Если бы не мифологическое измерение, к фильму можно и нужно было бы предъявить много претензий. Главная из них – отношение к СССР как к монолиту, неизменной во времени сущности. Это мы знаем, что Советских Союзов было много и ни одно советское десятилетие не похоже на другое. Любой, самый дружелюбный иностранный режиссер умом это, может быть, и понимает, но пониманием жертвует во имя визуального ряда эффектных клише. Польски безоглядно подверстывает к тренировкам Анатолия Тарасова физкультурные парады на Красной площади 1930-х, осененные ликом Сталина. К рассуждениям Владимира Познера о том, что в СССР спорт был формой холодной войны (как будто бы в США или Канаде дела обстояли иначе), и съемкам Хрущева – первую полосу газеты аж 1949 года: «У России есть атомная бомба».