Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Беспрецедентный объем «Архипелаг ГУЛАГ» наводил аналитиков КГБ на мысль, что автор – созданный ЦРУ целый НИИ, который только и мог нанести столь сильный удар по образу СССР. Столь же трудно поверить, что «Прорыв» – детище Лукина, засветившегося в режиссуре «Черной акулой» (1993), гимном боевому вертолету, сценаристов Ивана Лощилина и Вячеслава Давыдова. Нет, над фильмом о гибели 6-й роты 104-го гвардейского парашютно-десантного полка Псковской дивизии ВДВ в Аргунском ущелье 29 февраля 2000 года трудился коллективный разум, получивший ответственное государственное задание проанализировать состояние, внутренние противоречия и перспективы современной российской пропаганды.

Очевидно, докладная записка, которой придали форму фильма, уже принята за руководство к действию на высшем уровне. Возможно, что и премьера не случайно совпала с обращением президента Путина к Федеральному собранию. Нельзя же принять всерьез слова режиссера о том, что премьера намечалась на сентябрь, но ее отсрочили из уважения к Федору Бондарчуку, чтобы не украсть зрителей у «9 роты». Президент назвал повышение рождаемости национальным приоритетом. А что мы видим в «Прорыве»?

Жена генерала навещает в палате роддома, декорированной телевизором с президентом на экране и иконкой, беременную невестку. Та же первым делом радостно спрашивает у свекрови: «Вы уже слышали, что сказал президент?» А ее муж, прежде чем подорвать себя гранатой вместе с боевиками, улыбнется: «А у меня сын родился».

Возможно, и лозунг «Слава России!», в 2000-м ассоциировавшийся лишь с баркашовцами, но вложенный в уста гибнущего солдата, был реанимирован прокремлевскими молодежными организациями именно после прочтения докладной записки «Прорыв». А необходимость проведения эффективной молодежной политики авторы зашифровали в сюрреалистическом эпизоде: солдат-татарин танцует рэп перед русским предателем, воюющим на стороне чеченцев.

В первом же эпизоде авторы изящно снимают муссируемый в мире вопрос, не является ли война в Чечне религиозной войной против ислама. На экране БТР рассекают кавказские просторы. За кадром теплый баритон поет о том, что все это наша родина, сынок, здесь отчий дом, здесь стоит наш храм, среди колосящихся нив течет родная река, а с неба – святая вода. После этого сомнений в принадлежности Чечни православному космосу не должно возникнуть никаких.

Столь же изящно авторы снимают возможные претензии к тактике российской армии. После «Прорыва» уже не стоит интересоваться, почему федералы вечно оказываются перед лицом многократно превосходящего неприятеля. В течение всего фильма генерал отказывается поддержать гибнущую роту артиллерийским огнем: дескать, не время еще. И только когда последние пять бойцов вызывают огонь на себя, радостно отдает приказ стрелять. Все правильно: правда искусства сильнее правды жизни. А в советском искусстве вызвать огонь на себя – канонический подвиг. А откуда взяться героям, если им на блюдечке поднесут предусмотренное уставом и приказом обеспечение операции?

Да и герои просят огня лишь потому, что в советском военном кино положено хрипеть в телефон что-то типа «Беркут, Беркут, я Таймыр». На самом-то деле все они, еще только собираясь на операцию, знают, что обречены. Не потому, что генералы такие тупые, а потому, что герои должны умереть, а генералы лишь исполняют волю провидения.

Впервые в отечественном кино создан и столь впечатляющий групповой портрет врага, суммирующий все пропагандистские озарения обеих чеченских войн. Против России объединились негр, на ломаном русском интересующийся у боевика Руслана, перевели ли уже гонорар на его банковский счет; две белобрысые снайперши, одна из которых, чтобы не возникло сомнения в их национальности, ругается по-латышски (темперамент обязывает: кроме одного матерка они не проронят ни звука); полевой командир, который в разгар боя отбегает в кусты вмазаться героином; загадочный тип, на сайте фильма обозначенный как «ирландец Киркпатрик».

К самим же чеченцам авторы относятся дифференцировано. Среди них есть, например, «афганец», который, стоит бывшему однокашнику по военной академии напомнить ему об этом, начинает так переживать и потеть, что международным террористам приходится его пристрелить. Не стоит брюзжать, что и таких «афганцев», и таких генералов, отказывающихся забрать сына из боевых порядков в теплый штаб, и таких медсестер, признающихся лейтенантику в любви как раз накануне его гибели, в отечественном кино и пропаганде в целом можно уже мерить на вес. Ценность «Прорыва» как раз в том, что все происходящее на экране где-то уже да встречалось. Но никому не приходило в голову вбить все эти химеры и фантомы в какие-то жалкие полтора часа экранного времени.

Прощай, Кристофер Робин (Goodbye Christopher Robin) Великобритания, 2017, Саймон Кёртис