Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Опыт документального кино и работа ассистентом Алексея Германа на съемках «Трудно быть богом» предрасполагали Болотникова к натуралистической реконструкции предвоенных ужасов. Русско-литовско-македонская копродукция – напротив, к сюрреалистическому эсперанто, театральной условности. Любой выбор был бы предсказуем, то есть плох, но режиссер выбрал из двух зол третье – совместил два подхода. В публицистических – конечно же, черно-белых – эпизодах Хармс томится в камере. В чересчур ярких флешбэках главное – не воспоминания Хармса о его циничных отношениях с женщинами и невнятных разговорах об умном на обэриутских вечеринках, а экранизации его фантазий.

Эстетические крайности порой сходятся. Такой, как в фильме, Даниил Иванович Хармс – двойник Михаила Ивановича Глинки, декларировавшего в соцреалистическом кино: «Народ сочиняет музыку, мы, композиторы, только аранжируем ее». Хармс даже не аранжирует то, что видит и слышит на улицах Ленинграда – города, конечно, странного, но не до такой же степени, а просто записывает. Стоит им с Введенским пришвартоваться в распивочной, как приблудный дворник, вылакав их пиво, поведает о человеке, ставшем шаром. Стоит поплыть с женой на лодочке, как на берегу нарисуются Ольга Петровна и Евдоким Осипович: она колет дрова, он – вы угадали – приговаривает: «Тюк!»

Жить на этом свете не столько страшно, уверяет нас фильм, сколько скучно. Раз упав из окна, старуха (Александр Баширов) не успокоится, а будет падать снова и снова. Снова и снова ушибленный на голову гражданин Кузнецов (Юрий Кузнецов) будет требовать от прохожих подтверждения, что он именно гражданин Кузнецов. Нет спасу от уличного оркестра, неотступно следующего за Хармсом если не в кадре, то на закадровой фонограмме.

Хармс видит в оконной раме не только падающую старуху, но и – как на экране – хронику физкультурного парада на Дворцовой. Фильм выводит его фантазии из воздуха «большого террора»; Болотников далеко не первый режиссер, назначивший ни в чем не повинных физкультурников символом террора – но с тем же успехом он мог бы объявить сам террор фантазией Хармса. Даже удивительно, что, почтительно поприветствовав Ахматову, встреченную на той же Дворцовой, Хармс не пробует загнать «Чижу» или «Ежу» побасенку о том, как Ахматова переоделась – хоть Шостаковичем, хоть Ждановым – и пришла к Мандельштаму.

Хичкок (Hitchcock) США, 2012, Саша Джервази

Историю о том, как Хичкок загорелся идеей снять и снял «Психо» (1960), – обрамляют выходы заглавного героя, обращающегося напрямую к зрителям, как обращался в телевизионном цикле 1950-х «Альфред Хичкок представляет». Это очень хорошо, когда режиссер – я имею в виду, естественно, Джервази – понимает и границы того, что снимает, и пределы собственных творческих возможностей. «Хичкок» – не по статусу, а по духу и по эстетике, – телефильм: и в общепринятом, и в хорошем смысле слова.

«Телевизионный» – значит «жестко ограниченный заботой о комфорте зрителей». Никаких визуальных изысков, минимум героев. В меру познавательная, в меру развлекательная линейная, простая история с предопределенным хеппи-эндом. Да, продюсеры, уверенные, что на Хича нашла блажь, фильм ужасов никак не соответствует его режиссерскому темпераменту, а зрителей не заставить смотреть парафраз гадкой истории убийцы и некрофила Эда Гейна, отказали ему в средствах. Снимал он на свои, заложив дом. Но ночевать под мостом ему не пришлось: успех к «Психо», в отличие от такого магического шедевра, как «Головокружение» (1958), пришел сразу.

Преодолевая дефицит саспенса – какой же фильм о Хичкоке без саспенса, – авторы дополнили производственную линию линией ревности. Шестидесятилетний Хичкок (Энтони Хопкинс) вбил себе в голову, что Альма (Хелен Миррен), его жена с 1926 года, его незаменимый соавтор, его единственная, наконец, женщина, спит с Уайтфилдом Куком (Дэнни Хьюстон), сценаристом его «Незнакомцев в поезде» (1951). На самом деле они сочиняли сценарий, уединившись в коттедже на морском берегу. Но даже это объяснение излишне: нелепость любых подозрений очевидна при первом же взгляде на Альфреда и Альму. Так что ревность не заряжает экран напряжением, а, напротив, лишь «утепляет» героев.

Юмор – какой же фильм о Хичкоке без юмора – тоже телевизионного свойства. Толстяк в нелепой соломенной шляпе и с огромными садовыми ножницами в руках, которыми, вместо того чтобы отчекрыжить Альме голову, он покорно подстригает кусты, это, очевидно, смешно само по себе. Черный юмор – какой же фильм о Хичкоке без черного юмора – черен лишь по названию. Показывая, как герой Энтони Перкинса (Джеймс д'Арси) должен кромсать героиню Джейнет Ли (Скарлетт Йоханссон), Хичкок входит в раж, доводящий актрису до истерики: примерещились на ее месте родные и близкие – Альма с Куком, агент, секретарша – ну и размахался ножом. От этого миллион раз апробированного гэга зритель со стула не свалится.