Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Безусловно, когда ножницы вертит в руках Хопкинс, а наложить на легендарную сцену убийства в душе музыку Бернарда Херрмана ему советует – а то бы он сам не додумался – Миррен, это выглядит не так уж и нелепо: английская актерская школа, что тут поделаешь.

С другой стороны, эпитет-метафора «телевизионный» значит и то, что, исходя из той же заботы о зрителях, великого человека в фильме не изобразят полнейшим уродом. Кто-кто, а уж Хичкок едва ли не сильнее прочих культурных героев XX века нуждается в подходе, очищенном от скандальности. Ну не повезло ему однажды: сморозил глупость, рассказал, как в детстве его – это родители такое наказание придумали – заперли в камере в полицейском участке. После этого Хичкок прослыл пожизненно напуганным неврастеником, сублимирующим на экране собственные страхи.

Вдвойне ему не повезло, что жил он до свадьбы с мамочкой, женился девственником – и всю жизнь хранил верность Альме. Это настолько нетипично для XX века, тем паче для мира кино, что Хичкока признали безусловным извращенцем, хотя и не совсем понятно, в чем его извращение заключалось. Говорят, в том, что он предпочитал актрис-блондинок, которых «приятно мучить». В таком случае Хичкок – единственный в мире мужчина, объявленный маньяком за самые стереотипные мужские фантазии.

Ну а то, что он работал в Голливуде в 1940-1950-х, совсем добило его репутацию: вульгарные фрейдисты подвели как бы научную базу под версию Хичкока – неврастеника и извращенца.

Слава богу, такого Хичкока в фильме почти нет: он разве что подсматривает через дырку в стене гримерной за переодевающимися актрисами. Что Вера Майлз (Джессика Бил), уже работавшая с Хичкоком, нашептывает Ли о его тиранических замашках, можно списать на женскую и актерскую вредность. А что он довел Ли до судорог – так ведь для пользы дела: иначе не стала бы она самой знаменитой жертвой экранного убийства и не сохранила бы до сих пор этот титул.

В общем, это фильм о хороших людях, не просто любящих, не просто жить друг без друга не способных: Альфред и Альма – это практически одно существо. Не только потому, что каждый из них знает наизусть и не покушается на причуды другого, но и потому, что заняты они одним делом – кино. Их общие воспоминания – это воспоминания о том, как писали вместе первый сценарий или как снимали «Леди исчезает».

А что касается юмора, то все «телевизионные» гэги сполна компенсирует якобы печальный, а на самом деле безумно смешной эпизод. Хичкок задумывается о скоротечности жизни, почти что уже и прошедшей, и скорбно смотрит на фотографию себя, еще даже не тридцатилетнего, энергично руководящего съемками. Известный мотив: как молоды мы были, как стройны и кудрявы. Только вот именно в этом случае контраста между молодым Хичкоком и пожилым не возникает. Какой он был, таким и остался: подбородков, правда, прибавилось, зато глаза так не пучит, как в молодости.

Царь Россия, 2009, Павел Лунгин

В День народного единства и согласия в прокат вышел «Царь», посвященный конфликту самодержавия, воплощенного в фигуре Ивана Грозного (Петр Мамонов), и православия (митрополит Филипп – прощальная роль Олега Янковского), протекающему при полном молчании третьей составляющей известной триады – народности.

Но – хорошая новость – к новому празднику фильм никакого отношения не имеет. Лунгин госзаказа на прославление «симфонии власти и церкви» не выполнял. Просто и честно снял историческое кино о том, как в угаре опричнины параноик Иван возвел в митрополиты благородного и мудрого Филиппа. Когда же тот возвысил голос против террора, заточил его в монастырь, а потом умертвил. К спорам о судьбах России фильм не располагает, что хорошо: в спорах о прошлом всегда ощутимо психическое нездоровье.

Режиссер избегает искуса осовременить средневековье. Разве что воеводы каются в измене, как подсудимые на процессах 1930-х: ради интересов, правда, не государства, а царя. Разочаровывает другое. Со времен «Такси-блюза» (1990) у Лунгина стойкая репутация «неоварвара». Это можно понимать как витальность, дефицит вкуса или работу на западную аудиторию, но его фильмы всегда гарантировали всплеск эмоций.

В «Царе» за витальность отдувается шут Вассиан (Иван Охлобыстин), бьющийся в монотонной истерике. Государь истерики не выдержит и шута сожжет.

Конечно, и Янковский, и Мамонов на высоте, а как иначе. Но их эмоции тоже приглушены, сглажены. Даже когда узник Филипп обретает дар чудотворца, сбрасывает оковы и исцеляет слепого, это не вызывает оторопи: типа, бывает. Словно главу из учебника зачитали с экрана. В «Царе» нет дурного вкуса, он просто вкуса не имеет.