Кино Югославии

Такими были и другие комедии, сюжеты которых, не случайно именуемые «бродячими», пришли на югославский экран из седой старины — от Аристофана и Плавта до Гоголя и Катаева, — пришли и оказались как нельзя более кстати, как нельзя более «дома», примером чему «Инспектор» (1965, Мило Джуканович, в советском прокате — «По чужому документу»). Герой картины — простой белградский парикмахер — по ничтожной случайности становится обладателем чужого служебного удостоверения, и не просто удостоверения, но инспектора уголовного розыска, что не только радикальнейшим образом меняет всю его жизнь, но... Проницательный читатель наверняка догадывается, что последует за этим «но»: вокруг Боды начнет виться всякая подозрительная мошкара, его собственный братец вместо того, чтобы постигать в университете тонкости юриспруденции, сам занимается какими-то малопочтенными делишками... Бода входит в сыщицкий раж и увлекается частной розыскной работой, путаясь под ногами и руками милиции, которая ведет, поиск преступников, а заодно и самозваного инспектора, и все запутывается до крайней степени, и когда Бода вот-вот отдаст в руки правосудия расхитителей народного добра, закон успевает схватить Боду за воротник и первым отправить на скамью подсудимых, где его ждет вполне реальное наказание... Разумеется, справедливость восторжествует вовремя, однако пока это произойдет зритель и здесь успеет познакомиться с самой разнообразной социальной фауной современного города, с той человеческой пеной, которая поднялась на гребне экономического переустройства общественной жизни в пятидесятых — шестидесятых годах.

Спору нет, в этих историях, известных на всех языках мира, во все времена, под всеми географическими широтами, не найти ни особой глубины, ни особой новизны, однако в каждой из ситуаций югославский экран открывал для себя все новые и новые подробности современной жизни, собирал материал для исследователей более глубоких, более зорких, более социально-ответственных. И социально-ответственные фильмы не заставили себя ждать. Выше уже шла речь о лучшем из таких фильмов предыдущего десятилетия — картине «Лицом к лицу», упоминался и «Прометей с острова Вишевице», фильм сложный, полифонический, пытавшийся соединить в одном сюжете и романтическую партизанскую юность героя, решившего, подобно легендарному полубогу, принести людям свет в самом буквальном, отнюдь не метафорическом смысле, и натолкнувшегося на противодействие тех, кого он намеревался осчастливить — земляков, родственников, свойственников, которые вовсе не хотят перемен, которым хорошо и без электричества, у которых просто другие представления о жизни, которых нужно сначала убедить, позволить им самим осознать необходимость перемен, а не тащить их силком в светлое будущее, как это пытался делать юный Мате Бакула. И не случайно, наверно, действие фильма Мимицы разворачивается сразу в двух измерениях — тогда, во время войны, и сразу же после нее, и сейчас, когда заматеревший «Прометей» Мате Бакула приехал на родной остров, чтобы принять участие в торжествах, посвященных открытию памятника павшим революционерам и бойцам народно-освободительной войны, его друзьям и соратникам, погибшим и не ставшим взрослыми, ответственными, влиятельными,— такими, как он, директор известного предприятия под названием «Прометей». Здесь, на острове, годы, проведенные за столами собраний, совещаний, президиумов, все то, что складывалось в его послевоенную жизнь как бы перестает существовать, иметь значение, приниматься в расчет, становится тем, чем было на самом деле, — шелухой, год за годом покрывавшей его подлинное, сущностное. Здесь, на Вишевице, он когда-то и вправду сделал все, что мог, а, может, и самую малость больше. Не только за себя, но и за других, которые уже не хотят помнить, что в свое время противостояли его мечте, его энтузиазму, его романтическими, но оказавшимися неожиданно столь реальными и ощутимыми представлениями о счастливой жизни, которая не может не наступить после войны.

Кстати сказать, именно это и было главным в «Прометее с острова Вишевице», а не изысканная его пластика, не поразительное операторское мастерство, принесшее заслуженную награду Томиславу Пинтеру на Московском кинофестивале 1967 года. Главное, что социальная драма естественно и закономерно сопрягается в этом сюжете с личной драмой героя, что его общественная деятельность, убеждения, идеалы находятся в сложной и не всегда уловимой гармонии со взглядами на любовь, на счастье, на все то, что принято называть личной жизнью.