Читаем Кино Югославии полностью

Одним из самых ярких примеров этого нового диалога, пользовавшегося огромным успехом и югославского зрителя, и у зрителя советского (первое место в плебисците читателей «Советского экрана») была мелодрама «Я голосую за любовь» (1965, Томы Янича), и потому фильм этот, не слишком удавшийся с профессиональной точки зрения, но отвечавший каким-то глубоким зрительским потребностям не только у себя на родине, но и за ее пределами, требует несколько более подробного рассмотрения. И прежде всего сюжет картины, история, рассказанная с экрана. Речь идет о любви. Любви первой. Любви, наталкивающейся на непреодолимые трудности. Любви обреченной, не имеющей будущего. Любви совсем юных, почти детишек. Вероятно, этих четырех «китов», на которых стоит драматическая история несостоявшейся любви юного Слободана и еще более юной Рашиды, было бы достаточно для того, чтобы фильм Янича, как всякая повесть о Ромео и Джульетте, нашла своего многочисленного и, прежде всего, молодежного зрителя, обрадовавшегося возможности увидеть самые заветные свои и недоступные взрослым переживания, трагедии, катастрофы. Однако еще одной, быть может, не менее существенной причиной успеха картины было то, что извечный сюжет ее был опрокинут в густой, подробно и тщательно выписанный быт маленького боснийского городка, с его сложным переплетением национальных, религиозных, языковых различий и отличий, где рядом росли дети католиков, православных и мусульман, где все эти, видимые и невидимые, перегородки, несмотря на два десятилетия, прошедшие с конца войны, не стерлись, не разрушились до конца.

Впрочем, этот, назовем его — этнический — уровень размышлений о судьбе молодых героев не единственный в картине; социальные перемены, коснувшиеся и глухой провинции, причудливо и не всегда понятно для самих участников событий, преломляются в их семейной жизни: где-то глубоко внутри, еще не выходя на поверхность, рушатся, осыпаются незыблемые устои патриархальной семьи.

И все это отражается в зеркале детского восприятия, усугубленное обстановкой в школе, усугубленное главным — первой любовью, с которой не совладать, которая навязывает юным героям свою логику, заставляя действовать словно бы помимо собственной воли. И, в то же время, оставаясь их единственным убежищем, их единственным общим оружием против — реальной или придуманной, для них это все равно — недоброжелательности окружающего мира. И потому, когда судьба разделит влюбленных — родители Рашиды, тайком от Слободана, увезут ее неведомо куда, герой потеряет последнюю уверенность в себе самом, и ему не останется ничего другого, как тоже покинуть родной городок, отправиться в большой мир — быть может, на поиски Рашиды (на это, кажется, недвусмысленно намекают авторы, утешая молодого зрителя), но скорее всего на поиски самого себя...

Впрочем, требовать от «низких» жанров полноты и глубины исследования действительности было бы несправедливо, достаточно было того, что они, не мудрствуя лукаво, увлекая зрителя в кинотеатры, показывая ему занимательные истории из его собственной жизни, одновременно наносили на карту новой действительности все новые и новые ее подробности, мало-помалу заполняя немногочисленные уже «белые пятна», и как бы отходили в сторону, на второй план национального экрана, уступая место на авансцене фильмам более глубоким, аналитичным, исследовательским.

Одним из таких фильмов, быть может, не самым важным для экрана югославского, но первым из этой огромной серии «социально-критических» лент, как их называла югославская критика, попавшим на наши экраны, был «Подопечный» (1966, Владан Сляепчевич, в советском прокате — «Карьера авантюриста»; Серебряный приз Московского кинофестиваля 1967 года), картина неожиданная и для автора ее, известного и советскому зрителю своими предыдущими, не слишком выделявшимися лирико-бытовыми описаниями нравов и внутреннего мира молодых горожан, студентов, юношей и девушек из интеллигентных семей средней руки. Таковы были его фильмы «Медальон с тремя сердцами» (1962) и «Настоящее положение вещей» (1964), свидетельствовавшие о том, что Слиепчевич продолжает упорно и настойчиво рассматривать этот круг персонажей, ситуаций, конфликтов, коллизий и финальных разочарований. Правда, ясно это стало спустя всего два года после «Настоящего положения вещей», когда выходит «Карьера авантюриста» (1966), представляющая собой вершину творчества режиссера в кино (в конце шестидесятых годов Слиепчевич уходит из кинематографа, посвящая себя театральной режиссуре и педагогической деятельности), картина, в которой режиссер и его постоянный сценарист, известный в ту пору театральный драматург Йован Чирилов, рассматривают своего героя как бы от противного, с обратным нравственным знаком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фильмы социалистических стран

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство