Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…»

В итоге получился, что касается эстетических достоинств, выстрел из пушки по воробьям, но также и по всем иным царствам крымской природы, от коров до насекомых (для исчерпывающего описания ущерба необходим Семен Бобров XXI века плюс специальный извод экологического «Архипелага ГУЛАГ» для Острова Крыма).

«Островокрымский» текст – субтекст крымского текста, и он вполне явно проявился и в кино, хотя до экранизации самого романа Василия Аксенова дело пока не дошло. Вот в фильме Алексея Попогребского и Бориса Хлебникова «Коктебель» (2003) отец и сын едут в указанное в названии место, по пути отец обретает было свою, пусть и не крымскую Нереиду, но сын, резко охарактеризовав сам процесс взаимодействия старших, увлекает спутника далее, в утопию летающих без мотора планеров и реальность сплошного торгового лотка. Лишенным семейных уз, но сохранившим поколенческое противостояние героям удалось обрести свой остров, правда, на крайнем севере в другом триумфальном фильме, снятом А. Попогребским самостоятельно, «Как я провел прошлым летом» (2009).

Крым остается местом безмятежного отдыха (пространство Нереиды), но и бегства от условностей (пространство Лолиты).

Грустноватый, как отдых в несезон, фильм «Из жизни отдыхающих» у горы Ай-Петри на новом уровне отразился в отвязном промискуитете обеих парадигмальных героинь, конечно, более уместных под сенью Карадага, чем реальные и фантастические бойцы от Бондарчука и «усомнившегося Макара» (в своей сексуальной ориентации) в исполнении Гоши Куценко, в фильме «Дикари» (В. Шамиров, 2006).

Похождения местной нереиды, ускользающей от влюбленного в нее правоохранителя в своем устремленной в столицу постсоветского гламура, изображены в комедии «Догнать брюнетку» (Н. Новик, 2008). Уже в виде пригородов Москвы героиня повелевает развернуть машину обратно, решив вернуться в родную пену. Истинной же героиней фильма «Фото моей девушки» (А. Колмогоров, 2008), манипулировавшей чувствами столичной подруги нравившегося ей крымского «торговца закатами» (препятствующей тем самым ему продолжить фотокарьеру в Москве, где подруга эта работает в глянцевом журнале), оказалась соседская лолита.

По своему подтверждает нашу гипотезу о Крымском тексте как генетически южном полюсе Петербургского текста, который позже попытался вывернуть наизнанку М. Волошин, и фильм «Глянец» А. Михалкова, при том, что в этом фильме смонтированные эпизоды отдыха представителей нынешней элиты показывают отнюдь не крымские, а более южные, до бразильских включительно, пейзажи.

Чисто содержательно фильм можно назвать и так – «Выстрел в тумане по воробьям» (только по воробьям, экологически безвредный), если иметь в виду одну из заключительных сцен как образец глубокой глянцевой эротики по отношению не столько к глазам, сколько к мозгам зрителя. Две же самые последние сцены сначала презентации журнала с портретом героини на обложке и ее чествование именитыми гостями, а потом структурируемой бульдозером мусорной свалки, покрытой обложками этого же журнала, соответствуют реальным ритмам московского нью-Петербурга как тусовки на игле энергетической трубы и Крыма как дорогого пляжа на трубе прохудившейся канализации.

«Да, отольются тусовочной Москве ее “тодсы”, “прады”, “гламуры” и “галереи”. А потом, потом вся эта мерзость опарышами поползет в регионы, о судьбе которых они сейчас говорят с таким пафосом. Доесть разлагающийся труп России. Хотя, конечно, все это мои фантазии и революции закончатся, так и не начавшись, как только появится первый более-менее солидный взнос от спонсоров и будет пущен на личные нужды Вождей. Бабло опять победит зло и все такое». В основном на такой свалке происходит действие фильма «Жесть» (Д. Нейдман) как вывернутого гламура (при том что в этом как бы Крыму в кабинете представителя властных структур висит портрет российского тогдашнего президента). Настроенная на разоблачения власти журналистка попадает в среду ее обитателей, безуспешно пытаясь хотя бы пару из них вернуть в легальную жизнь.

Визуальность – пьянящее зло в принципе, считает Ф. Джеймисон, исходя из своей платоновской интуиции глаза. «Визуальное является по своему существу порнографическим», – таким лозунгом открывает он книгу «Росчерки видимого» (1990), дополняя его другим емким лозунгом концепции «Всегда историизируй», открывающий «Политическое бессознательное» (1981). «Порнографическим» – в меру реализации тенденции к пустому рассматриванию визуального объекта как «голого тела» с превращением самого рассматривания в самодостаточный процесс извлечения бессмысленного удовольствия[65]. Так что любой фильм, по его мнению, является порнографическим – в большей или меньшей степени.