Киноантропология XX/20

Сам лидер «Театрального Октября» вынужден был признать, что ощущает давление, нет не чужого, «своего, классово надёжного рабочего зрителя», требующего у театра контактов с жизнью, на сцене – современности и быта. Рабочие-читатели на встрече с пролетарским писателем Александром Серафимовичем объясняли, что его роман «Железный поток» мало трогает как давно прошедшее, а сегодня важны НЭП, быт, отношение к женщине. Вызревал конфликт искусства историко-революционного и заинтересованного современностью, шире – «левого», авангардного, породнённого с футуризмом, конструктивизмом, производственничеством и «правого», традиционного, питающегося опытом Художественного и Малого театров, передвижников, Островского и Чехова, станковой и портретной живописи. «Озлобленные новаторы» (коллективный псевдоним Мейерхольда и его помощника Бебутова) не задумывались над тем, что «простое большинство» отвергает не столько форму, сколько содержание историко-революционного искусства, например, фильмы Эйзенштейна, Довженко, Пудовкина. Многие, скорее всего, на подсознательном уровне, инстинктивно, а другие вполне осознанно, дистанцировались от киноискусства, призывающего воевать, разрушать, дышащего ненавистью, мстительностью, нетерпимостью. Зрителю предлагали киноэпопею, а его тянуло на драму, мелодраму, комедию посмеяться, погрустить, предаться простым, а главное, не разрушительным чувствам. Именно такое кино сохранило для истории материальную культуру времени: виды провинциальных и столичных городов, названия улиц, типы государственных учреждений, транспортные средства и их маршруты, ассортимент товаров и продуктов, бытовые предметы, мебель, одежду. «Единица вздор»,– гремел с левого фланга голос Маяковского. «Мы только гайки в гигантской спайке»,– восторженно скандировали свой девиз актёры театра «Синяя блуза».

«Толпа толкает меня внутрь себя»,– писал H. М. Карамзин. И это в тот век, который не знал таких масштабов толпы, превращающейся в массу, живущую общим порывом, единым чувством. Масса как персонаж фильмов Эйзенштейна «Стачка», «Октябрь» – доселе неведомый экрану герой, вдохновляющий одних, других пугающий и порождающий чувство недостаточности личного начала и человечности. На «левом фронте» предпочитали речь поэтическую, с высокими точками обозрения, интеллектуальными образными конструкциями, мощными метафорами. А большинству хотелось скромной жизнеописательной прозы, даже задушевного бытового говорка и обычного, в рост человека, взгляда на происходящее.

Руководитель ведомства советской культуры А. В. Луначарский, задаваясь вопросом о перспективах её развития, о запросах её массового потребителя, писал: «Они чувствуют, что как бы отошла прежняя поэзия жизни и говорят «Дайте другую»… давайте установим наши идеалы. .. что смешно и презренно… что ненавистно и подло и что высоко и прекрасно… и какое лицо нового человека?» «Кино должно помочь селекционировать человеческий быт»,– уточнял Виктор Шкловский как сценарист, создававший кино бытовое по материалу и психологическое по способу его решения. Социолог Борис Арватов, увлечённый идеями жизнестроительства по новым социальным лекалам, призывал: «Надо режиссёра превратить в церемониймейстера труда и быта!» Фильмы на материале текущей современности, повседневной жизни, быта не героев эпохи, а её рядовых, каких большинство, вписанных в городскую среду, прописанных в коммунальной квартире, показанных в семье, на службе, в дружеском кругу.