Киномания

– Слушай, Джонни, ты должен познакомиться с маэстро, – сказал он, ухватив меня за локоть. – Ты только послушай – Бобби пишет музыку для нового фильма Данкла. – Он сообщил мне об этом словно о величайшем культурном событии века.

– Я как раз только что об этом узнал, – сказал я и передвинул свой стул поближе к Бобби Сифилису, напуская на лицо заинтересованное выражение и делая вид, что на меня услышанное произвело впечатление, – Я, по-моему, слышал вашу группу, – солгал я. Не зная, с чего начать, я сказал: – Она, кажется, называется…

Сифилис не ответил – только смерил меня своим стандартным скучающим неподвижным взглядом. Шарки напомнил мне:

– «Вонючки». «Вонючки за умирание». Высший класс!

Бобби Сифилис бросил на Шарки недовольный взгляд.

– Больше, чем высший. Самый высший.

Подумав немного, я решил, что поправлять его не стоит. Сифилис может подумать, что я его поддеваю.

– Это ведь тяжелый металл, верно? – сделал я еще одну слабую попытку, но сразу же понял, что только выдаю свое невежество.

Полуобнаженная девица под мышкой у Сифилиса сделала кислое лицо.

– Бобби уже давно вырос из этих обосранных пеленок.

Когда она открыла рот, я увидел, что ее передние зубки были заточены под острые клыки. Как и у Сифилиса, у нее на щеках были татуировки в виде шрамов. А из левой ноздри выползала татуировка в виде червя, направляющегося к ней в рот. На ее бритом бугристом черепе красовалась единственная прядь нитеобразных волос оранжевого цвета – она, без сомнения, была самым уродливым представителем рода человеческого, каких мне доводилось встречать.

Шарки расшифровал для меня ее комментарий.

– Такие веши быстро меняются. Да, тяжелый металл еще в моде, но Бобби уже ушел вперед. Теперь он работает в морбкультуре.

– Морб? Это пост-панк?

Наконец, дав нетерпеливый ответ, подал голос Сифилис:

– Это все говно, мы пост-апокалипсис.

Я недоуменно уставился на него.

– Но как это может быть?..

– Потому как мы смотрим назад на мир с другой его стороны. А именно это означает, что мы начинаем со всеобщего расового самоубийства.

Девица рядом с ним одобрительно хихикнула.

– Ну, поняли? Поняли? – сказала она, – Чисто смертельно. Просто обояшка. Расскажи ему о фене-цикле.

– Ну да, – продолжил Сифилис, – Это эволюционная психоритмика тотального космоса. Шестидесятые, семидесятые, ты устраиваешь скандал, раздаешь поджопники, засираешь мозги. Но на самом деле мы приближаемся к фене-циклу. А когда это обрушится на тебя, то будет полный абзац.

– Фене-цикл?.. – спросил я.

Тут вмешался Деккер, чтобы поправить фразу.

– Fin de siècle[36]. Понимаете, панк, тяжелый металл… это все высокоэнергетические стили, свойственные середине века. Они, протестуя, отвергали прошлое и настоящее. Но морб отвергает и будущее.

– И тогда, кажется, у нас ничего не остается.

– Прямо в очко, – согласился Сифилис, высокомерно хмыкнув. Увидев, что проявляю должную почтительность, он немного расслабился и откинулся к спинке стула, пребывая при этом в готовности снова ринуться в бой – человек честолюбивой мечты. – Вот вы берете какую-нибудь группу, ну если конкретно, то «Распятнашки». Вы их знаете?

Я понятия о них не имел, но сказал, что знаю.

– Эти «Распятнашки» – сплошной раздолбанный сатанизм. Богохульство, ритуальное жертвоприношение, антихрист и все такое. Я не против. Такова сцена на этом вот отрезке времени. Но ведь они все еще борются. Потому как у них типа есть дело. У тебя есть дело – ты хочешь победить, ты хочешь выжить. А вот позиция морб именно другая. Зачем волноваться? Я хочу сказать, ты живешь, ты умираешь, ты ешь, тебя едят, какая к херам разница? Типа помиралова – что толку с ней бороться, comprendo[37]?

– Просто оттягивайся на всю железку, – сказала девица у него под мышкой. Обаяшка, – Мы последнее поколение, – Она злобно хихикнула.

И что – я должен был согласиться с такой мрачной перспективой? Я кивнул, словно этот предмет поглотил мои мысли. И тут же понял, что и в самом деле поглощен. Ведь в конечном счете это была часть мира Саймона Данкла и каким-то образом (каким – я еще не понимал) и часть мира Макса Касла.

– А морб – это чья идея? – спросил я у Сифилиса, – Ваша или Саймона?

– Я бы сказал, совместная. Время созрело, и тут еще этот второй лимениум на издохе, все типа ipso facto[38].

Деккер поправил его:

– Второй миллениум. Двухтысячный год.

– Ну да. Типа того, – продолжал Сифилис. – Мы с Данком попали на одну волну синхронитарно. Данк на всю катушку исследовал сцену рока. А я в это время методологически был там, откуда не найти чистого морба, не сходив в кино. Вот тут-то мы и синергизировались – он и я.

– Объясните, – сказал я, – Что вам дает кино?