Киномания

– Ну, все это? – продолжал я. – Что оно такое? Вы, Игги Поп, «Распятнашки», «Кисс»… В чем цель… назначение… результат?

Деккер взглянул на Сифилиса, а того этот вопрос поверг в недоумение. С таким же успехом можно было спрашивать у эскимоса, почему он столько времени проводит на снегу. Наконец он пожал плечами и сказал:

– Не знаю. Может, поднасрать миру. – Пауза, а за ней – глубокомысленное дополнение: – И, конечно, немного пограбить.

– И Саймон этого же хочет? Пограбить?

– Саймон? Не. У Саймона это как настоящая религия.

– Поднасрать миру – для Саймона это религия?

– Нет, Саймон… ну не знаю. Я думаю, он смотрит на это иначе, – Искренне недоумевающий Сифилис повернулся к Деккеру. – Как это у Саймона? Ты что думаешь?

Деккер покачал головой.

– Гения не разложишь по полочкам. Да я бы сказал, что у Саймона есть некое религиозное измерение. – Потом – через плечо: – А вы что скажете, брат Юстин?

Брат Юстин, который не пропустил ни одного слова, теперь делал вид, что ничего не слышал.

– Что? – спросил он, будто вопрос Деккера отвлек его от каких-то мыслей.

– Ведь для Саймона кино имеет религиозное значение, правда? – повторил Деккер.

Брат Юстин растянул рот в обворожительной улыбке.

– Я бы хотел надеяться, что для наших учеников любая честная работа – это духовное служение.

– Ну, видите? – сказал Сифилис, – Я же говорил. Ipso facto.

Глядя в мою сторону и не убирая с лица улыбки, брат Юстин продолжил:

– Вероятно, вы это и имели в виду, профессор, когда говорили, что фильмы Саймона могут проповедовать нашу веру. Когда благочестивый христианин рассматривает свой труд как деяние во имя истинного Бога, то есть как молитву, как песнопение во славу Всемогущего, то можно надеяться, что его работа будет иметь искупительное воздействие даже на самых жестокосердных…

Он говорил, и говорил, и говорил. За несколько минут ему удалось втиснуть в разговор столько напыщенной религиозной риторики, что дальнейшая беседа стала невозможной. А пока он говорил, в моей памяти мелькали опусы Саймона Данкла во имя истинного Бога (те, что я успел посмотреть к тому времени). Изображение детей-людоедов, пущенные на мясо родители, извращенная эротика, кровавые убийства, разыгрываемые для смеха.

Что же это должна быть за вера, если она почитает такого пророка?

Глава 22 Недо-недо

Мы просидели у бассейна почти два часа, когда появился парнишка лет шестнадцати в школьной форме; он робко заглянул внутрь через калитку, потом подошел к брату Юстину и что-то ему сказал.

– Саймон готов нас встретить, – сообщил нам священник.

К этому времени Трахарь и девицы вышли из бассейна и, присоединившись к нам, ждали, когда нас позовут. Давалка, которую Бобби Сифилис вроде бы выделял из остальных, наконец соблаговолила одеться, хотя и минимально: трусики бикини и драная футболочка, на которой было написано: «Поцелуй меня в клоаку», а ниже этих слов был довольно схематично изображен человек, именно этим и занятый. И опять я получил заслуженный тычок в бок от Жанет.

– А что у нее на шее? – спросила она встревоженным шепотом.

Я увидел, что это, только когда мы поднялись, чтобы выйти из купальни. Это было ожерелье из окровавленных зубов, сидящих в кусочках мяса. Я попросил Шарки успокоить меня и подтвердить, что сие украшение искусственное.

– Не, настоящее, – ответил он, – Морбы любят такие штуки. Вот эти зубы, они, может, взяты…

– Не надо рассказывать, – взмолился я, отходя в сторону.

За забором стоял открытый фургончик – слишком маленький для двенадцати человек, собравшихся смотреть фильмы. Трахарю и Деккеру пришлось встать на подножки. Мальчик медленно повез нас к зданиям, стоявшим выше на склоне горы, – там размещалась студия Саймона. Эта поездка давала мне возможность продолжить разговор с сидевшим рядом братом Юстином. Я уже понял, что с ним нужно держать ухо востро. Я не забыл, что мне говорил о сиротах Зип Липски: «Такие подлые твари». Брат Юстин совсем не выглядел подлой тварью, но, как и доктор Бикс, он в разговоре со мной был очень скрытен. Я не собирался быть с ним откровеннее, чем он со мной. Я начал с вопроса – правда ли, что Макс Касл, работая в Голливуде, часто заезжал в школу.

– Да, но я видел его только раз, – сказал он мне. – Это было в сорок первом году, незадолго до вступления Америки в войну. Я тогда только что приехал из Цюриха и начал преподавать. Он был в дурном состоянии. Очень мучился.

– А вы знаете почему?