Некоторые пытались объяснить недостаточный успех мюзиклов с Барброй Стрейзанд (сейчас она играет не только в музыкальных фильмах) характером ее внешних данных, ведь Голливуд долго и упорно приучал зрителя к определенному эталону красоты. Причина, конечно, не в этом. Решающую роль здесь играет зрительская установка, меняющаяся во времени. Раньше никому и в голову не приходило требовать от мюзикла, кроме зрелищности, еще и содержания. Но появилась «Вестсайдская история», «Моя прекрасная леди» и другие фильмы, поднявшие престиж жанра, и даже на уровне поточной продукции массовой культуры возникли произведения, тяготеющие к большему содержательному наполнению, если не социальному, то во всяком случае сюжетному. Мелодрама оказалась здесь как нельзя больше на месте, именно она создавала для зрителя условия для эмоциональной взволнованности, для более сильного и целенаправленного содержания. Мы уже говорили о сюжетной бедности «Хелло, Долли!», В значительной степени это относится и к «Смешной девчонке». Если поначалу история некрасивой, нелепой и смешной Золушки держит зрительское внимание, то остальная, большая часть фильма рождает скуку. Сюжет буксует на месте, по многу раз повторяются одни и те же ситуации, не всегда, кстати, понятные, ибо зритель до конца фильма так и не узнает, что представляет собой «принц» — игрок в покер Ник Арнстайн. Двусмысленность этого образа умножена двусмысленностью и другого порядка. Американский зритель хорошо знал, что Барбра Стрейзанд вышла из бедной еврейской семьи (как и ее героиня в «Смешной девчонке», Фэнни Брайс). Знал он и о том, что знаменитый Омар Шариф — египтянин. Фильм снимался в период израильско-египетского конфликта, и такое внеэстетическое обстоятельство, как национальность исполнителей, сыграло свою роль. Зрителю внушалась мысль о том, что возможна личная гармония двух любящих сердец, несмотря на разницу их происхождения, убеждений, национальности. Режиссер Уильям Уайлер сделал многое, чтобы наделить Фэнни добродетелями, и не пожалел черных красок для Ника, сделав его не то шулером, не то просто удачным картежником, но личностью темной, коварной, не умеющей ответить на верные и чистые чувства Фэнни, пожертвовавшей ради любви всем.
Может быть, это случайное стечение обстоятельств и постановщикам в голову не приходило все это? Вряд ли. Страсть Голливуда к любым спекуляциям известна, авторы фильма не могли пройти мимо такого факта. Использовал же Роберт Уайз в «Звуках музыки» тему фашизма, почему бы и Уайлеру не обратиться к политике?
Кроме мюзикла, существует нечто, называемое «музыкальным фильмом». Это, как правило, рассказ о жизни знаменитых певцов, танцовщиков — реальных или выдуманных. В центре такой истории обязательно звезда, она первооснова замысла. К ней приспосабливают некоторую фабулу, чаще всего бегло описывающую «дорогу к славе», и звезда между исполняемыми номерами изображает какой-либо персонаж — плод нехитрой сценарной фантазии. Такие фильмы родились вместе с звуком в кино, не покидают они экран и сегодня.
Есть нечто полезное в этих произведениях, они документируют, сохраняют подчас для будущего действительно ценное. Наше время богато хорошими певцами, особенно эстрадными. Прекрасно, что можно будет, когда отшумит их слава, иметь возможность и увидеть и услышать их снова.
Но тут возникают два обстоятельства, значительно снижающие благородство замысла. Во-первых, в центре внимания кинематографа оказываются подчас не лучше артисты, а модные «идолы»; во-вторых, фабульные обстоятельства, в которые помещают их авторы фильма, чаще всего не выдерживают никакой критики. Здесь мы опять сталкиваемся с мелодрамой, причем в ее первобытном виде, когда она еще была мело-драмой — драмой с музыкой. Кроме того, большая часть этого типа киноисторий сводится к схеме сказки о Золушке.
Рассмотрим для примера хотя бы такой типичный образец, как один из фильмов с участием испанской певицы Сары Монтьель «Мое последнее танго» (Луис Сесар Амадори). Чего тут только не нагородили ради того, чтобы Сара Монтьель спела несколько своих песен. По запутанности и сложности интриги картина может поспорить с самой «Есенией».
Нищая театральная труппа, погрязшая в долгах, провалах, закулисных склоках. Дочь хозяина труппы, бесталанного неудачника, мечтает о карьере певицы, а пока что исполняет обязанности мальчика на побегушках. Никто ее не принимает всерьез, да и она сама не очень-то верит в себя. Случайная встреча на перроне с «принцем» погружает ее в состояние постоянной мечтательности. Поезд ушел, и «принц» уехал, оставив Золушку в полном ошеломлении. Сказка есть сказка, и вскоре «принц» опять встречается на ее пути (до конца фильма он будет появляться самым неожиданным образом, как бы по мановению волшебной палочки).
Спектакли не дают никакого дохода. Да и как может быть иначе, если в труппе такая необаятельная, бездарная примадонна. А если она к тому же на сцене теряет юбку (юмор!), то понятно, почему зрители свистят, шикают, топают от возмущения ногами.