Помимо этих откровенных, многочисленных представителей масскульта существуют промежуточные явления, родственные как поточной продукции, так и искусству. И наконец, история кино знает произведения, успешно использовавшие демократический жанр мелодрамы для вполне благородных целей. Мелодрамы Чаплина, Карне, раннего Антониони и Висконти, некоторых современных итальянцев, американцев, французов (о чем речь шла выше) доказывают, что никакая, даже самая каноническая форма не может помешать созданию содержательного произведения искусства. Дело только в том, кому она служит — искусству или бизнесу. Нас в данном случае интересует механизм использования жанра бизнесом — масскультом, правящим классом. Мелодрама оказалась легко поддающимся для этих целей жанровым образованием, несмотря на то, что структура ее довольно-таки неопределенна и размыта по сравнению с такими, например, простейшими жанровыми организмами, как детектив и вестерн. Это в значительной мере затрудняет не только классификацию фильмов внутри жанра, но и определение их принадлежности к искусству. В фильме ужасов также не существуют точные параметры измерения художественной ценности произведения, но здесь все же имеются определенные точки отсчета. Эти точки отсчета, прежде всего, социально-психологические функции жанра, особенности зрительского восприятия, «реакция на страх» человека в современном капиталистическом обществе.
Искусство оказывает воздействие не только на наши чувства, но и на нашу волю. Оно вызывает эстетические эмоции, которые, проведя человека через катарсис, формируют его чувства, влияют на волю.
Сегодня, в период небывалой экспансии массовой культуры, роста ее роли в капиталистическом обществе, чрезвычайно важно установить механизмы ее воздействия, раскрыть «секрет заразительности». Если искусство не ограничивается чувственным воздействием, а ставит своей задачей сложный процесс сублимации чувств, воли, эмоций, страстей, интеллектуального заряда, то произведения массовой культуры принципиально отличаются от произведений искусства — прямым воспроизведением «обжитых» чувств, апелляцией к элементарным эмоциям, а подчас даже к инстинктам. Массовая культура в этом смысле уподобляется рекламе, которая все меньше обращается к уму, так же как современный фильм массовой культуры, с его «бомбардировкой эмоций», зазывностью, интеллектуальным шантажом и стремлением подчинить себе потребителя. И там и там рекламируется товар как нечто иррациональное. Только в одном случае предлагаются модные подтяжки или «лучшие в мире» собачьи котлеты, в другом идет бойкая торговля чувствами — продаются любовь, смех, страх, любопытство, азарт, секс и ужас.
Кино и телевидение, кроме того, что впрямую занимаются рекламой и за большие деньги пропагандируют с экрана моду, мебель, косметику, автомобили и т. д., выполняют функции и более сложного воздействия на зрителя, они диктуют ему образ жизни, образ чувств, модели психологических и социальных реакций, систему мировоззрения. Атака идет как на сознание, так и на подсознание человека.
Все это дает возможность понять существенную разницу между искусством и массовой культурой, их функциями и конечными целями.
Издавна существует ожесточенный спор о том, может ли изображение убийства вызвать реальное убийство, показ картины порока стимулировать расцвет порока в жизни? На фундаменте этого спора выросли две теории: одна утверждает целебное, терапевтическое влияние на зрителя произведений, изображающих секс, насилие, ужас; другая видит в этом несомненное зло, порождающее цепную реакцию преступности и порока. И та и другая теории располагают немалым запасом эмпирических данных.
Действительно, может ли искусство оказывать «дурное влияние», сеять аморальность, рождать тягу к преступности, цинизм и неверие? Может ли изображение изуверства вызвать реакцию подражания?
«Сложное действие», производимое искусством, однако, не лишает нас возможности хоть как-то разобраться в этой сложности. Вряд ли самые кровавые шекспировские трагедии вызывали у кого-нибудь желание подражать леди Макбет или королю Генриху IV, подробное описание убийства старухи в «Преступлении и наказании» не умножало ряды Раскольниковых, убийство отцом своих детей в «Сладкой жизни» Феллини рождало лишь горькое раздумье над причинами этого факта, но никак не подражание.
А вот чтение определенного типа литературы, фильмы о садизме и убийствах несомненно повлияли на молодых преступников, участников так называемого «Болотного процесса» в Англии. Под сильным воздействием массовой культуры складывалась изуверская философия Мэнсона и его последователей. Фильмы и телепередачи о преступлениях подчас воспринимаются как инструктаж, которому в точности следуют реальные убийцы, грабители, мошенники. Мода рождает не только одинаковые прически и костюмы, но и одинаковые поступки.