Киномелодрама. Фильм ужасов

Фильм снимался целиком в декорациях. Дома, улицы, деревья, предметы — все изготавливалось и строилось не по законам правдоподобия, а, наоборот, в стремлении как можно дальше уйти от похожести. Все было деформировано, лишено привычных очертаний и образовывало новый фантасмагорический мир, в котором естественными казались самые неестественные события, самые странные персонажи. Лунатик и сомнамбула Чезаре мог возникнуть именно на этих узких и кривых улочках с изломанной перспективой, в этом городе, лишенном привычной симметрии, где окна возникали вне всякой логики, фонари оказывались перевернутыми, а тротуары кончались тут же, где начинались. Графика декораций была нервной, изломанной, болезненной, аритмичной. Все это усиливалось причудливым светом, также лишенным естественности. Невозможно было понять, что является его источником. Свет необходим был для игры с тенью, которая то оживала, то замирала и выполняла различные и декоративные, и психологические функции. Весь богатый арсенал экспрессионистской пластики был подчинен не только стилевым задачам, но и чисто психологическим целям передачи данного содержания, наиболее эффективному воздействию на зрителя. Костюмы и гримы, декорации и реквизит потребовали и от актеров определенной манеры исполнения. Наиболее полно это воплотили Вернер Краусс (Калигари) и Конрад Вейдт (Чезаре). Реалистическая игра была здесь неуместна, общий замысел вынуждал актеров к преувеличенной жестикуляции, мимике, к особой пластике движений — графически острой, линейной. Это не были ни в коей мере характеры, индивидуальности, они не имели своих неповторимых черт, свойств. Оба героя были скорее масками, символами идей, знаками, передающими какое-то общее содержание. В окончательном варианте фильма, по сути, не было конкретного носителя зла. Калигари оправдывала его болезнь, сумасшествие, толкавшее творить зло, а Чезаре был только медиумом, исполнителем чужой воли. Таким образом, зло приобретало мистическую трактовку, виновата была какая-то иррациональная сила, приводящая в движение послушных марионеток.

Эта философия станет впоследствии почвой, на которой вырастут сотни эскейпистских фильмов ужасов, в которых будет размыто социально-историческое объяснение зла, а следовательно, и страха, в которых живые люди будут лишь орудиями необъяснимых сил, механизмами, приводимыми в действие чьей-то таинственной волей.

Вампир — мифическое существо, питающееся кровью. История вампиризма уходит в глубь веков. В Европе издавна существовали предания о безжалостных существах, выпивающих кровь из своих жертв. Легенды гласили также, что человек, подвергшийся нападению вампира, сам становился таким же, жаждал чужой крови, восставал из гроба по ночам, подстерегая очередную жертву, чтобы упиться ее кровью. Не случайно вампиры, по преданиям, как правило, были аристократами, помещиками, то есть теми, кто обладал реальной властью и могуществом. Здесь явно происходила трансформация реальных фактов в мифы, подлинных событий в легенды. Звериная жестокость баронов, истязающих отданных под их власть людей, садизм и изуверство, нечеловеческая эксплуатация — все это претворялось в народной фантазии в образ вампира-деспота. «Он из них всю кровь выпил», — говорят и сегодня, замыкая в образ определенное реальное содержание. Это одно, и пожалуй самое главное, толкование вампиризма. Кроме того, существует множество литературных произведений о таинственных созданиях, высасывающих кровь человеческую.

Наиболее знаменитый литературный вампир принадлежит перу друга Байрона, врача Полидори. Созданный его фантазией лорд Рутвен — бледный юноша в черной пелерине — породил длинный ряд подражаний в литературе, драматическом театре и даже в опере. Роман Полидори «Вампир» (1819) множество раз переиздавался, он пользовался огромным успехом у читателя и надолго стал образцом жанра. Через несколько десятков лет, в 1897 году, ирландец Брам Стокер, по профессии театральный импресарио, написал роман о вампире Дракуле, который стал подлинной сенсацией того времени. Используя прикарпатские легенды о жестоком воеводе из Трансильвании[34], Брам Стокер создал необычное произведение, действие которого происходило в современном ему Лондоне, а не в XV веке, и, главное, книга была написана в документальной, почти натуралистической манере, она состояла из дневников, писем, вырезок из газет и т. д. Вся эта мистификация понадобилась автору для того, чтобы убедить читателя в достоверности событий, в подлинности существования вампира, который действовал не когда-то, а сегодня, рядом. Легенда претворялась в реальную угрозу. С тех пор Дракула переходил из книги в книгу, долголетнюю жизнь обрел он в театре, и особенно в кино.